Читать книгу "Три стильных детектива в одной книге - Клод Изнер"

– Стало быть, беднягу Эмиля Габорио, некогда властителя ваших дум, вы разлюбили?

– Ни в коем случае! Если родится дочь, будет Эмилией Эфросиньей. Матушка страшно обиделась, что старшую мы нарекли Дафнэ, но Эфросинья, однако, не лучшее имя для девочки, поэтому я поставил его на второе место.

– Это наводит меня на мысль, что мое имя и вовсе никуда не годится, раз вы отвели ему третье.

Жозеф покраснел и принялся было убеждать тестя в искренности намерений, но Кэндзи, разволновавшийся больше, чем сам от себя ожидал, остановил его жестом и начал протирать очки.

– В чистоте ваших побуждений я не сомневаюсь, однако мое имя, помимо того что оно повергнет в ужас всех чиновников, еще и принесет моему внуку немало мучений в школе. Поэтому и вас, и Виктора я освобождаю от обязательств передо мной. Кстати, Виктор сегодня не придет, а у меня есть дела наверху, так что вы остаетесь на хозяйстве. – Кэндзи договорил, уже поднимаясь по винтовой лестнице.

– Э-э… а как же мои доставки?

– Возрадуйтесь – доставлять нечего. Вы упаковали книги для месье Куртелина[328]? Он сам их заберет.

Проводив тестя взглядом, Жозеф сердито пнул стул. «Ну вот, опять наряд вне очереди! Месье будет любезничать с мадам Джиной, а я тут надрывайся. Упаковки, упаковки, терпеть не могу упаковки. В морг хочу! Хватит с меня», – метал он громы и молнии, яростно выстраивая на конторке стопку из книг в переплетах и отрывая здоровенный кусок оберточной бумаги. Завернув кое-как томики в бумагу, молодой человек обмотал стопку бечевкой, сделал узел, но ухитрился намертво увязать в него указательный палец и попытался выдернуть руку. Вся конструкция развалилась, книги посыпались под конторку, и Жозеф чертыхаясь полез за ними. В этот момент зазвенел колокольчик на входной двери, в лавку ворвался человек с гладко зачесанными волосами и бешеным взглядом.

– Призываю вас бойкотировать «Неаполитанца»! – возопил он. – Это не кафе, а бандитский притон! Вчера вечером у меня там украли пальто. Нога бы моя в эти заведения не ступала, да и не ступает, разве что захожу туда каждый день с друзьями сигару выкурить, но это не в счет!

– Здравствуйте, месье Куртелин, – пропыхтел Жозеф, показавшись из-под конторки, и снова попытался выровнять на ней стопку книг.

– Здравствуйте, честь имею… А, это вы, Пиньо? Я хотел заказать у вас «Парижскую глупость» Поля Эрвиё – Лемер только что выпустил новое, дополненное издание. А это всё для меня? – указал на стопку книг месье Куртелин.

– Да… уф… сейчас я их…

– Не надо запаковывать, я так возьму. Пришлите мне счет, всего хорошего. – Завернув книги в газетную полосу, месье Куртелин бросил остальные листы на прилавок и удалился с добычей.

Жозеф, запрятав ножницы и моток бечевки в ящик конторки, взялся за распотрошенную свежую газету.

Труп, обнаруженный у Монпарнасского кладбища, опознан. Г-н Жоашен Бланден, скрипач, служивший в оркестре Парижской оперы, возвращался с концерта, прошедшего в Катакомбах, и, по мнению судебно-медицинского эксперта, стал жертвой сердечного приступа. Он упал и разбил голову о бордюр…

«Я так и знал! Жоашен Бланден! Скрипач! – возликовал Жозеф. – Минуточку, сердечный приступ? Может, полиция не хочет раскрывать тайну следствия? Я чую, что в этой смерти есть что-то подозрительное. Чутье ведет меня в мрачные чащобы, кишащие древесницами въедливыми, а не в мирный подлесок для променадов. А кого чутье подводит? Моего шурина! Какая досада – флики уже идут по следу, а я тут жду у моря погоды».

…Виктор брел по Монмартрскому кладбищу, по дорожке двадцать третьего участка к могиле Шарля Фурье. В память о покойном дядюшке Эмиле, яром приверженце фаланстерской школы, он каждый год заставлял себя присутствовать на церемониальных собраниях во славу этого философа, прозванного Искупителем. На таких собраниях Виктор держался в сторонке, избегал общения с последователями Фурье и не участвовал в вечерних посиделках за столом.

Последние адепты утопических теорий уже разошлись, когда он наконец увидел лестницу и у ее основания мраморную корону, украшенную свежими букетами и скромными венками. Закинув «Альцион» на плечо и попутно испачкав куртку велосипедной смазкой, Виктор спустился к могильному камню.

Здесь покоятся останки Шарля Фурье.

Серия распространяет гармонию.

Влечения пропорциональны предназначениям.

В очередной раз прочитав изречения философа, всегда казавшиеся ему туманными, Виктор покачал головой. Интересно, дядюшка Эмиль когда-нибудь задумывался над противоречием в теории Фурье: как можно достичь всеобщего счастия, истребив половину человечества? Виктор поискал фонтанчик, чтобы вычистить куртку, нашел, но лишь размазал черное пятно по рукаву и усмехнулся: «Ну вот, буду носить траур по гуманистической мысли».

За кипарисами мелькали могилы Мюрже, Теофиля Готье, Берлиоза, Стендаля, Оффенбаха. Прочитанное на памятнике Фурье слово «предназначения» подтолкнуло Виктора к рассуждениям о смысле жизни. Есть ли у жизни смысл? Какая судьба уготована его нерожденному ребенку? Это будет девочка, точно. Таша хочет назвать ее в честь героини Льюиса Кэрролла – Алисой, а второе имя они выбрали в память прабабушки Виктора – Элизабет Прескот, которая в свое время бросила вызов общественному мнению, выйдя замуж по любви за пастуха.

Погруженный в размышления Виктор миновал виадук Коленкур, проехал по одноименной улице, а затем по улице Лепик до старой мельницы. Посреди площади он остановился перевести дыхание. Вокруг на скамейках сплетничали кумушки, из дешевой забегаловки у здания мэрии XVIII века вывалилась разодетая как на свадьбу компания мужчин и женщин, перебрасываясь словами.

– «Пропади моя зеленая свечка, рогатое брюхо»[329], этот плотный завтрак с возлиянием пришелся тебе по нраву? – вопросил богемного вида тип в фетровой шляпе с загнутыми полями, и Виктор тотчас признал в нем Мориса Ломье.

– «Дерррьмо! Лопни мой зад!» – радостно отозвался длинноволосый толстяк, одетый в нечто ужасное сиреневого бархата. На ногах он держался нетвердо. – Это было недурно! Да здравствует король Убю!

– Выбирай выражения, Гедеон, а то вон тех дамочек распугаешь – они, похоже, не в восторге от красноречия нашего друга Альфреда Жарри и от твоей пьяной хари!

И действительно, кумушки с возмущенным видом встали и удалились, а свадебный хоровод оккупировал освободившиеся скамейки. Внезапно невеста, которая в изобилующем кружевами платье походила на ломоть грюерского сыра, однако с весьма соблазнительными формами, устремилась к Виктору. Он даже чуть велосипед не уронил.

– Месье Легри! Это вы! В такой знаменательный день! Какой у вас хорошенький велосипедик. Позвольте представить вам нашего свидетеля Гедеона Лапорта, он рисует исключительно колокольни романских церквей. Я хотела послать вам приглашение, но Морис предпочитает праздники в узком кругу, поэтому мы по-свински объелись кровяной колбасой с жареной картошкой в том кабаке. Ах, до чего же я счастлива! – И новобрачная немедленно разрыдалась на груди толстого Гедеона.