Читать книгу "Хтонь. Зверь из бездны - Руслан Ерофеев"

Вряд ли пес сам мог прибежать на кладбище через весь город. Это было совсем уж невероятно. Да и как бы он нашел дорогу? Скорее всего, кто-нибудь прихватил его под шумок с собой. Ненадолго же он пережил свою хозяйку… Ну и ладно, пес с ним.

Казарин широко зашагал по кладбищенской аллейке, заваленной прелым мертвым листом. А сам между тем так и эдак прикидывал шиш к носу, то есть сведения о результатах вскрытия тела, которые сообщил ему майор Стрижак, к тому, что он узнал только что. То и другое никак не желало складываться в единую систему. И еще: Артема очень интересовал таинственный «француз» Жан, на которого пока никак не удавалось выйти. Местные оперативники никого с такой или похожей кличкой не припомнили, по прежним уголовным делам ничего подобного также не проходило.

В воздухе висел тяжелый терпкий запах осени и тлена. Многие надгробия, встретившиеся по пути Казарину, были аккуратно затянуты целлофановой пленкой. Безутешные родственники ревниво заботились о последнем пристанище родных мертвецов: неподалеку от городского кладбища располагался светлопутинский асфальтовый завод, который безбожно чадил двадцать четыре часа в сутки. От этого гранит покрывался тонким серым налетом, который невозможно было отчистить. Так и стояли многие камни, будто на них натянули полиэтиленовые пакеты. Или презервативы. Этакая контрацепция – чтобы могилы не размножались. Но, видимо, контрацептивы попались бракованные, как и все советские «изделия номер два»[5]: захоронения множились год от года, и погост расползался вширь, словно раковая опухоль. Эта пугающая несытость громадного кладбища ощущалась на почти физическом уровне – будто утроба некоего хтонического чудовища совсем рядом урчала, жаждала, звала…

Впереди между ржавых покосившихся крестов мелькнула спина, обтянутая темной болоньей. Этого мужчину в капюшоне, почти полностью закрывавшем лицо, Артем заметил еще во время церемонии погребения – он, как и сам Казарин, стоял в тени деревьев, наособицу от жиденькой делегации прощающихся. Артему стало интересно. Может, хоть этот скажет что-то путное. Он ускорил шаги и окликнул болоньевого:

– Эй, гражданин!

«Гражданин», не оглядываясь, перешел на бег, ловко петляя промеж могилами и стволами чахлых кладбищенских кленов.

«Только этого еще не хватало!» – заругался про себя Казарин, запахнул на груди такую же бурую болонью и припустил следом.

Синтетический дождевик протекал по всем швам в дождливую погоду, а в солнечную превращался в парник, в котором, наверное, отменно шли бы в рост огурцы и помидоры. Говорят, итальяшки изобрели эту ткань в качестве рабочей одежды, а у нас она служила символом этакого импортного шика. С одеждой в совке наблюдался такой же дефицит, как и со всем остальным. Похоже, незнакомец купил свой плащик в том же городском универмаге, где прошлой весной прибарахлился и Артем.

Дальше началась форменная чертовщина, очень напоминавшая проделки нечистой силы из странного романа про Сатану, посетившего советскую Москву, который Казарин читал лет десять назад в «самиздате». На первый взгляд человек, за которым он гнался, двигался не так уж и быстро. Однако Артем уже начал выбиваться из сил, а болоньевая спина по-прежнему маячила в отдалении, как заколдованная.

Подошвы ботинок разъезжались на склизкой листвяной падали. Пару раз Казарин «не справился с управлением» и вписался в железные прутья оград – один раз коленкой, а другой – чуть не насадился на заостренные прутья ребрами. Все было очень похоже на дурной сон, когда гонишься за кем-то и никак не можешь догнать. Впереди на том же расстоянии издевательски мелькала среди облезлых надгробий темная фигура в остроконечном капюшоне.

Казарин обнаружил, что, увлекшись погоней, он очутился в самой дальней, старинной части кладбища. Красные звездочки на безликих пирамидках и ржавые, сваренные из арматуры кресты сменились покосившимися мраморными ангелами и расколотыми плитами с полустертыми «ерами» и «ятями». Целлофановыми «гондонами» здесь и не пахло: не только большинство покойников, но и их ближайшая родня явно почили в бозе задолго до внедрения новейших достижений химии в быт.

Артем зазевался, глядя на мраморную девицу слева от себя. Покрывало, в которое нарядил ее давно умерший скульптор, столь фривольно сползало с изящной фигурки, приоткрывая взору путника пышные мраморные перси, что весь облик памятника ну никак не вязался с той печальной функцией, которую он выполнял. Этой статуе скорее приличествовало стоять в каком-нибудь борделе для купцов различных гильдий и чиновников средней руки, чем оплакивать усопшего. Отведя наконец глаза от чересчур соблазнительного надгробия, Казарин с неудовольствием обнаружил, что обтянутая болоньей спина куда-то запропастилась.

Он заметался между могил, как заяц-подранок, пытаясь высмотреть среди памятников долговязую фигуру беглеца. Но тот словно сквозь землю провалился. Дурной сон никак не хотел заканчиваться. Артем бросался то влево, то вправо, пытался двигаться широким зигзагом, как собака-ищейка, работу которой ему до этого не раз приходилось наблюдать. Но все было напрасно: он только порвал брюки о старую покосившуюся оградку и вымазал ботинки в липкой кладбищенской глине.

Наконец запыхавшийся Казарин облокотился на высокий старинный крест, чтобы хоть немного отдышаться. Вдруг откуда-то сверху на надгробный памятник спикировала жирная ворона. Она принялась чистить иссиня-черные перья, нахально подвернув Артему облезлую задницу с частично выдранным хвостом.

– Пшла вон, дура! – цыкнул на нее Казарин.

Птица прервала свой туалет, внимательно посмотрев на него осмысленным глазом-бусинкой, и вдруг картаво, но вполне отчетливо произнесла:

– Спи спокойно, дорррогой товарррищ!

И метко цыкнула из-под куцего хвоста белой, как сперма, дрянью прямо Казарину в лицо.

Он отшатнулся от демонической птицы, размазывая по щеке вонючую воронью метку. Тяжелые впечатления этого дня дали о себе знать. У Артема наконец сдали нервы, и он бросился бежать, не разбирая дороги. В спину ему неслось хриплое карканье:

– Пусть будет земля тебе пухом! Крррепко деррржим знамя коммунизма, пррринятое из твоих рррук, товарррищ!

На бегу Казарин запнулся за низенький, вероятно, детский памятник, и ничком шлепнулся в находившуюся за ним могилу, порядком просевшую за давностью лет. Правой рукой он напоролся на какую-то ржавую арматурину и выматерился от резкой боли. А затем сразу же забыл про нее, уставившись на буквы, выбитые на надгробной плите, почти полностью вросшей в землю.