Читать книгу "Небо в алмазах - Юлия Яковлева"

– Как раз по ее делу и совещаемся сейчас. …Не нашли, – только и ответил Зайцев. – Письма нашли. …Крачкин, там – письма?

– То есть как?

– Нет другого чего? – понадеялся Зайцев. – Так сказать, между строк.

Крачкин холодно подтвердил:

– Письма.

Зайцев снова обернулся к трубке:

– Понятно. …Да хорошо, хорошо. Сползаем, глянем, раз интересуются. …Я сказал: слетаем и все перетряхнем!

Он повесил трубку. Но явно не мог снова поймать нить совещания:

– Коптельцев… Так вот, Крачкин. Пальчики…

Он смотрел на остальных и не соображал, что собирался сказать и о чем минуту назад думал – вылетело из головы. Снова снял трубку:

– Гараж.

Дождался соединения:

– Запрягай телегу.

И остальным:

– По пути договорим.

– Шлепнули кого-то? – встал Серафимов.

– Куда едем-то? – без особого интереса уточнил Самойлов. Крачкин потянулся за своим саквояжем.

– Сундук оставь, не понадобится, – остановил Зайцев.

– Мы куда? – теперь интерес проснулся.

– Обратно к Варе в гости.

– Зачем?! – изумился даже старый сыщик.

– Знаете, что Коптельцев первым делом спросил? Не нашли ли мы ее мемуары.

– Чегось?

– Что это все набежали ее мемуарами интересоваться. Сперва тот хмырь в квартире.

– Не хмырь, а секретарь писателя Чуковского.

– …потом тот папаня на лестнице набросился.

– Не папаня, а ассистент профессора Качалова.

– А Коптельцеву-то чего?

– Ему-то ничего. Ему самому под задницу железный лист положили и костерок развели.

– Да кто?!

– Ну иди и спроси у Коптельцева кто – если интересно тебе, – рассердился Зайцев. – Не с кинофабрики, и не из Теаджаза, надо полагать, если Коптельцев тут же на телефон запрыгнул и мне начал дырку в черепе долбить.

– Мы же не нашли никаких мемуаров в комнате ее.

– В этом, похоже, вся беда.

Глава 7

По дороге совещание возобновилось само собой.

– А чему ты удивляешься, Вася?

– Ничему, в общем. Но… кино, – пробормотал Зайцев.

– А что не так с кино?

– Да всё так, – поспешно заверил он Крачкина. – Просто вот опера – это понятно. Или на скрипке играть. Или вот балет. Тоже понятно. Это уметь надо. Но как можно быть великой актрисой в кино – я не понимаю. Это же не искусство.

Отозвался Серафимов:

– Современные американские ленты бывают ничего.

– Но старье дореволюционное? Чушь ведь собачья. Чтобы вот так на этой почве башкой двигаться. В услужение пойти.

– Я соседям этим тоже не верю, – поддержал Самойлов.

– А во что вы верите, товарищ Самойлов? – осведомился Крачкин.

– В шкурный интерес. Жилплощадь. Комнаты им в хорошем доме приглянулись. Квартира большая, сухая.

– Дети мои, дважды в неделю подстригать ногти можно только тому, кого очень любишь. Это психология.

– Не согласен, Крачкин. Если ты профессорская вдова, а у тебя за стенкой сосед алкаш по ночам орет, бутылки колотит, мимо унитаза валит, то ты кому угодно ногти и на ногах стричь будешь, лишь бы жить среди себе подобных – или хотя бы тихих. Вот это – психология.

Крачкин махнул рукой:

– Невыносимо. Учил я вас с недоверием подходить ко всему. Учил. И выучил на свою голову. Нигилисты какие-то. Ни во что святое не верите.

– Фактам верю. Это – святое, – сказал Зайцев.

– А я тебя, Крачкин, поддерживаю, – вдруг отвернулся от окна Серафимов.

– Мерси, товарищ Серафимов.

– Чем только люди не бредят в наши дни, – говорил и словно сам слегка удивлялся сообщаемым фактам Серафимов. – Есть кружки кактусоводов. Аквариумных рыбок. Хорового пения. Фанерных моделей. Покажи мне любую чушь, а я тебе покажу людей, которые на этой почве башкой двинулись.

– Благодарю, товарищ Серафимов. За поддержку.

– Пожалуйста, Крачкин.

Лифт опять не работал. Теперь уже в самом деле. Крачкин несколько раз попытался оживить его, в шахте, затянутой сеткой, даже что-то бухало и лязгало. Но недра оставались темны. А дверь не размыкалась. Напрасно Крачкин дергал ручку.

– Крачкин! – крикнул Зайцев с лестничной площадки в закрученную морскую раковину пролета. – Ты бы уже давно пришел.

Крачкин пробормотал ругательство. Утопил кнопку еще раз. Еще раз дернул ручку. Послушал металлическое молчание неживого лифта. И потопал по лестнице.

– Сдал наш старикан, – вздохнул Самойлов.

– Но-но, – оборвал Зайцев.

Дворник гремел ключами на связке. «Интересно, а он тоже – из поклонников?»

– Я ведь знал ее с самого «Замка Тамары», – мечтательно начал дворник, словно услышал вопрос у Зайцева в черепной коробке. Глаза его чуть затуманились. – Ни одной ее фильмы с тех пор не пропускал. Я вообще…

– Мы поговорим, товарищ, – поторопил его Зайцев. – После.

Дворник отпер высокую дверь бывшей квартиры Вари Метель – гражданки Берг.

– Пожалуйте.

Зайцеву показалось, что он продолжит: «…на чаек бы с вашей милости». Настолько ясно, будто дворник в самом деле это сказал.

Тут же, как кукушка из часов, выглянула Елена Львовна. Показала нос – и закрыла дверь быстрее, чем до Зайцева долетело ее «добрый день».

«Да, тут ничего в тайне от соседей не удержится», – отметил Зайцев.

Из кухни доносился булькающий звук, тянуло запахом дегтярного мыла – шла стирка. Днем, в часы, когда весь Ленинград на службе, квартира отнюдь не пустовала. На пороге кухни нарисовалась Синицына.

– Здравствуйте, товарищ агент. Вам кого?

Но Зайцеву было не до нее – так поразила его простершаяся перед ними пустота:

– А мебеля где?

Коридор отозвался эхом.

– Так ваши же и вывезли, – в свой черед удивилась Наталья.

Все быстро переглянулись. Склад улик в угрозыске, конечно, был, но не такой, чтобы вместить мебельный магазин.

– Все утро таскали, не гуляли, – уточнил дворник.

Все опять переглянулись. Дворника эти взгляды озадачили.

– Да они и документик показали. Все чин чином.