Читать книгу "По любви (сборник) - Эдуард Поляков"

Дарья молчала.

– Если ты будешь молчать, мои солдаты будут тебя наказывать. Мне нужно знать, сколько в деревне людей. Есть ли коммунисты и комиссары. Кто у вас старший?

Дарья накинула на голову платок и завязала его сзади.

– Я вам ничего не скажу. У вас уже есть говорун. У него и спросите. А наказывать – наказывайте. Воля ваша…

Обер-лейтенант улыбнулся.

– Господин Колодкин – хороший мужик. Он хочет служить великой Германии. Почему вы не хотите?

Дарья ничего не ответила. Отвернулась и опустила глаза.

– Ладно. Гуд. Идите пока. Мы вас ещё навестим. Из дома никуда не ходить. Быть на месте. У вас в деревне будет новый порядок.

Ночью немцы пили, выставив часовых, которые менялись через каждые два часа. Жители затаились. Сидели в своих избах и думали каждый свою думу. Мысли у всех были похожие. Что завтра с ними сделают немцы? Возьмут ли они Москву? Долго ли продлится война?

Так вот, без особых боев деревня Костино Рузского района была оккупирована немецкими захватчиками. В самой деревне семнадцать дворов. В избах остались одни бабы, старики да дети. Мужики ещё летом ушли воевать. Дурачок Егорушка тоже с ними бежал. Да его с полпути вернули. Колодкин пришёл осенью из неизвестных краев. Поселился в избе у своей тётки. Все время прятался от людей. Местные только могли догадываться про его грешки. Дезертир – не дезертир. Кто его поймёт? А вот перед немцами выполз.

* * *

На следующий день Колодкин повёл немцев по дворам. Рассказывал, у кого что есть. Вязали живьём за лапы на одну верёвку кур и гусей. За рога вывели со двора у бабки Барабанихи козу и пошли у амбара резать. Тащили сало. Картошку. Самогон. Через некоторое время добрались до Марьи Женековой. Она только-только уложила Бориса. Хотели с Валькой попить чаю на липовом цвету.

Колодкин ввалился первым. За ним три немца.

– Ну, Машуха, говори, куда корову спрятала? У неё корова есть. Муж табак на станции продавал. Скопили деньжат. Ну, где она?

Марья похолодела. Она всякое думала про Колодкина. Что сбился человек. Потерял опору в жизни. Сидел. Но чтоб вот так вот. Такого подумать не могла. Но своими глазами зато увидела.

– Ищи. Может, найдёшь. Креста на тебе нет, иуда… У меня ж дети малые…

И села. Её сын Валька смотрел на Колодкина колючим взглядом и сжимал под столом кулачки.

– А чего искать? – задорно кивнул Колодкин. – Во дворе она наверняка. Сеном прикрытая. Стоит тихонечко и пожёвывает. Никто её, мол, не найдёт. А Колодкин найдёт! Пойдёмте-с, господа. Сейчас я вам м-у-у-ку покажу…

Зорьку выводили улыбающиеся немцы. А Колодкин отряхивал сено с плеч и из-за шиворота. На улицу выбежал Валька. Вцепился руками в обмотки фашиста ниже колен. Закричал.

– Стой, фашист! Отдай нашу корову! Нам Борьку кормить нечем!

Немец оттолкнул мальчишку. Достал из-за плеча винтовку. Навел на Вальку. Марья бросилась ему в ноги.

– Не стреляй! Забирай корову. Не стреляй!

Обхватила сына. Загородила собой.

– Бери своего выродка. Немцы благородный народ. Детей не будут стрелять.

Колодкин наконец отряхнулся. И дал кулаком Зорьке по боку.

– Пошли, говядина! Сейчас с господами немцами печёночки зажарим!

* * *

На улице группа солдат потешалась над Егоркой. Он всем улыбался. Кто даст ему кусок шоколадки. Кто самогону плеснёт. Поменяли его заячью тёплую ушанку на немецкую пилотку. Дали в руки топор и повели Егорушку к Москве-реке. Среди всех выделялся молодой фотограф – юнец лет восемнадцати по имени Дитер. Он снимал по возможности самые интересные и пикантные события с самого начала войны. Много занимательных кадров сделал в Белоруссии, в Смоленске, под Вязьмой. Теперь ещё чуть-чуть – и будут кадры из Москвы. Но пока и в Подмосковье есть что поснимать.

Заставили Егорку рубить прорубь. Он что есть силы колотил топором лёд. Все смеялись. Сменяя друг друга, после Егорки работали и немцы. Прорубь вышла в самый раз. Заставили Егорку раздеваться.

– Ти дурачок. А будешь умный. Святой вода! Буль! И здоров! Ныряй! Драй! Пригай!

Егорка в подштанниках и босой слушал людей и не мог понять, как ему нырять. Он не умел плавать. К воде, бывало, и не подойдёт. А тут ныряй. Дитер сделал коллективное фото. Полуголый Егорка. И немцы вокруг.

Двое взяли Егорку под руки. Двое за ноги. Опустили в прорубь вниз головой. И отпустили ноги.

– Дафай! Плыви! Крестись! Здоровье!

Но Егорка из проруби не показывался. Немцы пожали плечами. Шутка оказалась неудачной. Выпили самогону и пошли по избам.

Ночью к обер-лейтенанту привели задержанную. Девчушка была с мороза. Красные щёки. Ярко-рыжие волосы. Злые глаза.

– Кто тебя послал? Откуда идёшь? Куда идёшь?

– Из Москвы иду. В деревню. К родным.

– Как зовут?

– Владимирова Вера.

– Сколько лет?

– Шестнадцать.

– Почему шла ночью?

– Задерживали часто. Документы спрашивали. Вот и припозднилась.

– Что надо здесь, в деревне?

– Племянник Борька маленький. Одёжку тёплую ему несу. Холода-то какие!

– Как перешла линию фронта?

– Чего?

– Как шла сюда?

– Так по реке трусила. Река-то замёрзла…

Обер-лейтенант порылся в вещах. Поморщился.

– И в это одевают русских детей… А что, много в Москве солдат?

Верка пожала плечами.

– Откуда я знаю. На улице не видать. Патрули только. И холодно.

– Ничего, скоро не будет холодно. Мы растопим вашему русскому Ивану такую баньку, что будет жарко. И следующая наша встреча будет в Москве. Фройлен, я назначаю вам свидание. Москва. Красная площадь. Памятник Ленину.

– Мавзолей?

– Ах да… Мавзолей. Мав-зо-лей… Придёте?

– Когда?

– Я думаю, весной, в марте, мы уже будем прогуливаться с вами по Арбату.

Верка улыбалась. Она впервые в жизни видела иностранца. Да ещё к тому же так хорошо говорящего по-русски. После всего того, что ей пришлось испытать по дороге с задержаниями, допросами-расспросами, теперь, когда она была почти у цели, страх отступил куда-то.

– Договорились.

Они рассмеялись. У каждого в голове были свои мысли. И мысли Верки оказались вернее.

С обер-лейтенантом они действительно спустя два с лишним года встретились в Москве. Семнадцатого июля сорок четвёртого. Правда, не на Красной площади, а у Парка культуры на Садовом кольце, куда Верка вместе со многими другими москвичами прибежала из дому, чтобы посмотреть, как по Москве ведут пленных немцев.