Читать книгу "Великая сталинская империя - Юрий Фролов"

Практическую реализацию пункта пакта по захвату и разделу Польши начал Гитлер 1 сентября 1939 года. Сталин рассчитывал, что война будет затяжной, что поляки проявят стойкость и ослабят Германию. Да, поляки держались героически, но уже то, что 80 % их артиллерии имело конную тягу, говорит о многократном техническом превосходстве немцев.

2 сентября состоялось последнее заседание сейма II Речи Посполитой, на котором председатель Украинского народно-демократического объединения (УНДО), вице-маршал сейма, посол В. Мудрый и посол С. Скрыпник обнародовали заявление, в котором «заверили польский парламент, что украинский народ выполнит свой гражданский долг в отношении Польши». Тогда патриоты Польши еще верили в возможность спасения страны. Но они знали и о дружественном пакте между большевиками и немцами…

7 сентября 1939 года Сталин в беседе с генсеком исполкома Коминтерна Г. Димитровым дал свое видение войны и заявил, что «война идет между двумя группами капиталистических стран (между бедными и богатыми сырьем) за передел мира, за господство над миром». Но Польша с 1933 года, когда в Германии начал укрепляться фашизм, меньше всего думала о мировом или европейском господстве. Сталин сказал Димитрову, имея в виду столкновение Германии с Польшей: «Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга. Неплохо, если руками Германии было бы расшатано положение богатейших капиталистических стран, в особенности Англии. Гитлер, сам этого не понимая и не желая, расшатывает, подрывает капиталистическую систему».

В этой же беседе Сталин охарактеризовал Польшу, как фашистское государство и намекнул на возможность расширения СССР за счет польской территории: «Уничтожение этого государства в нынешних условиях означало бы — одним буржуазным фашистским государством меньше! Что плохого было бы, если бы в результате разгрома Польши мы распространили социалистическую систему на новые территории и население?»

Сталин не мог забыть и простить полякам их многолетнюю подрывную деятельность против западных областей СССР, помнил о военной организации ПОВ, давшей повод для многочисленных репрессий среди военных Украины и Белоруссии. Помнил о неудачной польской кампании 1920 года. Об этом вскользь он, намеком сказал Ворошилову, когда Польша была разгромлена Гитлером: «Вот и решили польский вопрос, за который брались в 20 м году».

В соответствии с советско-германскими договоренностями Красная Армия 17 сентября вторглась в Польшу и начала занимать восточные части страны — Западную Украину и Западную Белоруссию. В тот же день польскому послу в Москве была вручена нота Советского правительства, в которой отмечались самые благие намерения — совсем не те, о которых Сталин доверительно говор ил Димитрову 10 дней назад: «Советское правительство не может безразлично относиться к тому, что единокровные украинцы и белорусы, проживающие на территории Польши, брошены на произвол судьбы, остались беззащитными. Советское правительство считает своим священным долгом подать руку помощи своим братьям-украинцам, братьям- белорусам».

Эти во многом фарисейские строки в устах коммунистических правителей на долгие годы стали программными для идеологов, рассуждающих о гуманизме Советской власти и о ее жертвенной готовности помочь братским народам. Совсем иначе бы эти слова звучали в устах самих воссоединяющихся братьев. Отметим, что тогда украинцы на обоих берегах реки Збруч, украинская эмиграция в своем большинстве встретили акт Советского правительства как справедливый, в интересах украинскою и белорусского народов. Бедное крестьянство и трудящиеся — особенно Галинины — действительно встретили советских солдат и офицеров хлебом-солью, поскольку верили, что с приходом Советской власти начнется для них лучшая жизнь.

Женщины на демонстрации в честь присоединения Западной Белоруссии к СССР

Однако не все разделяли эти надежды — особенно интеллигенция, знакомая со своими коллегами, которые в конце 1920-х — начале 1930-х годов уехали на Большую Украину и сгинули во время репрессий как «шпионы, националисты, враги народа». Репрессированные тоже уезжали с надеждой «строить новую жизнь».

Нота Советского правительства польскому послу взбесила Риббентропа и Гитлера. По заявлению СССР выходило, что большевики, введя войска в Польшу, выполнили миротворческую миссию, а вовсе не были агрессорами. Когда красноармейские батальоны перешли польскую границу, рухнули надежды украинских националистов (в частности, Андрея Мельника, ставшего лидером ОУН после убийства чекистами в Роттердаме Евгения Коновальца) на создание в Западной Украине если не независимого государства, то, по крайней мере, под протекторатом Германии. А ведь Мельник настолько поверил 15 сентября в Вене заверениям адмирала Канариса, что начал составлять список лидеров будущего украинского националистического правительства. Но рокот советских военных грузовиков в долинах Закарпатья развеял иллюзии Мельника и других. Большевистская реальность вскоре оказалась намного страшнее, чем предполагали националисты.

«Братья, мы объединились, чтобы вместе страдать под большевистским террором и духовным сопротивлением приближать час нашего освобождения», — говорилось в одной антисоветской листовке, написанной в довольно мягких тонах и разбросанной во Львове в начале октября 1939 года.

Советское правительство объяснило свою миротворческую ноту тем, что с 1932 года между Польшей и СССР существовал договор о ненападении, который в 1939 году был продлен до 1945 года. Так что у СССР не было дипломатического выхода и пришлось в прессе открыто осудить германскую агрессию против Польши и объяснить ввод советских войск миротворческими мотивами, стремлением подальше отодвинуть государственную границу СССР, чтобы обезопаситься от Германии. Но чтобы не обострять отношений с Гитлером, Кремль через несколько дней приказал советской прессе «прекратить бичевать фашистских захватчиков» и по возможности обходить эту тему стороной.

Тем не менее, по международным законам вышло, что СССР все же нарушил договор с Польшей и оказал немцам помощь, хотя вводил войска для защиты украинцев и белорусов. В вод ил-то он их без ведома правительства и сейма Польши.

Важно вспомнить, как в статистическом исчислении происходило советское «вторжение-освобождение» — как его потом иронически назвали западные украинцы, поняв, что заблуждались в гуманизме кремлевских властей.

Польская армия была деморализована и на востоке страны не укомплектована, поскольку там проводилась мобилизация. Против ослабленных, почти небоеспособных сил под руководством командарма І-го ранга С. Тимошенко было выдвинуто 67 стрелковых и кавалерийских дивизий, 18 танковых бригад, 11 артполков. На обоих фронтах — Украинском и Белорусском — были задействованы более 600 тысяч советских солдат и офицеров, около 4 тысяч танков, более 5,5 тысячи пушек и 2 тысячи самолетов. Некоторые украинские современные историки не без оснований считают, что такое массированное вторжение можно считать необъявленной войной, вероломством. «С формальной точки зрения, — подчеркивает историк П. Брицкий, — это была война, где были бои, убитые и военнопленные».