Читать книгу "Забытое убийство - Марианна Сорвина"

23 мая 1915 года итальянский посол в Вене объявил о начале войны. Неделей раньше был заключен секретный пакт в Лондоне, в котором говорилось, что Италия отделилась от Тройственного союза, созданного совместно с Австрией и Германией, и присоединилась к державам Антанты (Россия, Англия и Франция). Там подтверждалось, что Италия взяла на себя обязательство вступить в войну против Австро-Венгерской империи в обмен на территории Трентино, Истрии и части Далмации.

Самое необычное положение оказалось в этой ситуации у Чезаре Баттисти: продолжая оставаться депутатом Венского парламента, то есть официальной политической фигурой в Австрии, он стал врагом собственного государства и откровенно высказался о своей позиции по отношению к Вене на страницах газеты «Secolo» от 10 декабря 1914 года. Руководствовался он при этом все теми же прагматическими соображениями: союзничество с Антантой в обмен на Тироль. В шестнадцати пунктах итальянских требований к Антанте, помимо Трентино, в качестве территорий аннексии назывались Триест, Южный Тироль, Истрия и Далмация. В список требований входили города Фиуме, Горица, Градиско[110].

По словам русского военного журналиста и историка К. Шумского, «столкновение Италии с Австрией, в случае европейской войны, и даже в отдельности, само по себе, без обще-европейской войны, было почти неизбежно, и к этому вели все военные приготовления обеих сторон», и далее: «Область Триента имеет громадное значение, ибо она выдается выступом на итальянскую территорию. Поэтому австрийцы, занимающие Триент, всегда могут угрожать отрезать итальянскую армию в случае ее наступления к Триесту. Итальянцы говорят, что область Триента “вонзается, как клык, в самое сердце итальянского тела”»[111].

Интонации статьи в русской «Ниве» 1916 года недвусмысленно показывают позицию воюющей России по отношению к австро-итальянскому конфликту. Как члену Антанты, России импонировали действия итальянской стороны, но не только это: трагический и затяжной военный театр на реке Изонцо оттянул значительные силы противника от русского фронта и дал России столь необходимую ей передышку в сражении с немцами.

Ценой такой передышки стала жизнь многих итальянцев, не вернувшихся с Трентинской операции весной и летом 1916 года.

Поражение в Трентинской операции произвело на Италию тяжелое впечатление и приобрело характер национальной трагедии. По первоначальным историческим оценкам, роковую роль в исходе Трентинской операции 1916 года сыграла самоуверенность начальника генштаба Луиджи Кадорна[112], считавшего, что победа над австрийцами будет легкой и противники не станут бросать все силы на Итальянский фронт. На самом деле причина заключалась не в дезориентации начальника Генштаба, а в медлительности и неумелом ориентировании итальянцев в горах Тироля. К тому же австрийцы до этого уже успели повоевать на Восточном фронте и овладели военным опытом.

Их отряды состояли из хорошо подготовленных горных стрелков, в то время как среди итальянцев таких специалистов были единицы – в основном это были уроженцы Южного Тироля, которые из-за своего знания местности назначались командирами отрядов и, соответственно, принимали на себя первый удар австрийцев, поскольку автоматически обретали статус предателей.

Сами отряды представляли собой группы этнических жителей Италии, которые плохо понимали особенности горной войны.

С наспех отпечатанной в Риме инструкцией для пехотинцев[113] в кармане они едва ли могли быстро овладеть практикой столь сложных военных действий. Реальность оказалась намного страшнее инструкции.

Можно себе представить весь ужас пребывания внутри пещер и тоннелей в течение суток и целых недель, а также акробатического лазанья итальянских новобранцев по горным склонам. Фотографии того времени доносят до нас эти картины – длинные лестницы от одного уступа к другому, душные подземелья, гроты и узкие ходы внутри горы, тяжелый солдатский быт.

* * *

Позиция, занятая Австрией по отношению к своему бывшему политическому союзнику, перекинувшемуся на сторону противника, хорошо сформулирована в словах патетического обращения кайзера Франца-Иосифа I[114] к своему народу. Эти слова помещены на памятных нагрудных знаках австрийцев 1915 года: «Ein Treuebruch, dessengleichen die Geschichte nicht kennt» – «Предательство, какого не знает история».

Впоследствии слово «ирредента» станут применять уже не только к итальянским группам, но ко всякому целостному народу, проживающему на территории другой страны по законам своей исторической родины. Упрямство в достижении цели, единство, непримиримость и радикализм сделали такое явление, как ирредента, чуть ли не главной проблемой XX века.

2.3. «Paese grande»[115]

Рядом с Тиролем все время ощущалось горячее дыхание союзной средиземноморской державы, некогда владевшей этими землями и теперь получившей на них мощного троянского коня в лице ирредентистских студенческих организаций.

Италия[116] начала XX века была страной идеализма, эстетизма и университетов. Сочетание ветхой древности с радикально-экстремистским стремлением к новизне определяло настроения итальянцев, придавая итальянской культуре рубежа XIX и XX веков неповторимый авантюрный шарм и декадентский привкус. Страсть к созданию всевозможных великих теорий и всеобъемлющих энциклопедий охватила интеллигенцию. Журналисты были философами, а философы – журналистами. Двое самых энергичных из этой братии – Джованни Джентиле[117] и Бенедетто Кроче[118] – сочиняли о великом будущем манифесты и статьи для журнала «La Critica».