Читать книгу "Закон монолита - Дмитрий Силлов"

– Ну, а это – за твой выстрел, благодаря которому я оказался в тюрьме у «вольных».

От третьего удара я «поплыл». Полковник бил расчетливо, стараясь причинить максимальную боль. И, черт возьми, ему это удалось. Когда тебя мутузят стальными протезами, заменяющими ноги, это не так уж сложно сделать.

– Уважаемый, конечно, это ваше дело, как обращаться с собственностью группировки. Но когда я говорил по рации с генералом Грачевым, он особо отметил, что хочет видеть заказ живым за свои деньги. И я не горю желанием иметь проблемы с генералом в случае, если вы сейчас забьете этого сталкера до смерти.

Голос главаря бандитов раздавался словно откуда-то издалека – когда ты подвисаешь в глубоком нокауте, реальность воспринимается весьма отвлеченно, словно все происходящее происходит не с тобой.

– Пошел ты к дьяволу вместе с генералом Грачевым! – взревел Павленко. – Получил свои деньги – и проваливай!

– Повежливее, «борг», – ледяным тоном произнес бородач. – Я тебе не твои «шестерки», которых ты привез с собой. На них свою пасть раскрывай, если вдруг захочется погавкать.

– Что?!

Хоть я и плавал в полубессознательном состоянии, но ситуацию более-менее воспринимал. Павленко, увидев меня, взбесился не на шутку – и, надо отметить, у него для этого были поводы. Ну и рявкнул на бандита. А тот не столько от уязвленной гордости, сколько из опаски потерять авторитет среди своих, вынужден был ответить. У Павленко же, по ходу, от этого вообще башню снесло – видать, плен у «вольных» не пошел ему на пользу.

– Что, мля, ты сказал, гнида болотная? Это я гавкаю? Да я тебя сейчас…

Грохнул выстрел. Блин, почти над ухом, что в замкнутом помещении ни фига не лучшая добавка к нокауту. Потом второй, третий. За дверью кто-то заорал:

– Наших мочат!

И сразу следом:

– Вали их, пацаны! Они Степана убили!

И началось. Меж щелей сарая замелькали вспышки выстрелов, застрекотали очереди. Неподалеку рванула граната, по сараю вжикнули осколки. Один из них перебил веревку, на которой висела подгнившая рука, и та шлепнулась мне на колени. Ну офигенно, всю жизнь мечтал о таком подарке!

Интересно, но грохот боя привел меня в чувство не хуже ведра холодной воды, вылитого на голову. Привычные звуки стимулировали в организме адреналиновый вброс, замечательно прочищающий мозги. Правда, особого толку от этого не было – когда руки и ноги плотно связаны капроновым шнуром, боевой расколбас – увы – проходит впустую. Разве что, тряхнув ногами, сбросил я с них мертвую руку. И огляделся – благо зрение вновь сфокусировалось, и сарай перестал плавать перед глазами в мутном тумане.

Опаньки!

Тусклый свет, льющийся через распахнутую дверь, позволял в подробностях рассмотреть картину маслом.

Главарь группировки сидел, прислонившись спиной к стене, и при этом у него отсутствовала середина головы, вынесенная выстрелом. Широко раскрытые глаза на месте, рот с капелькой розовой слюны, повисшей на нижней губе – тоже. А вместо носа – дырища, какую обычно оставляет пуля крупнокалиберного пулемета. Чем же полковник его так уделал?

Неподалеку от своего шефа лежал мой сторож, булькая кровью, идущей горлом. Бородач силился зажать рану в шее, но ему явно мешала мигом промокшая борода. Впрочем, когда такой калибр прилетает в трахею, есть борода, нет ее – без разницы. Ясно, что вертухай проживает свои последние мгновения.

Полковник Павленко тоже лежал на земляном полу, держась за живот и корчась от боли. Похоже, ему в брюхо прилетела ружейная пуля двенадцатого калибра, выпущенная с расстояния в пару метров. От такого даже средний бронекостюм не спасет, ибо никто не отменял запреградное действие пули, которая, даже не пробив броню, вполне в состоянии организовать обширное внутреннее кровотечение вследствие разрыва внутренних органов. Также не исключена деформация брони, которая, вмявшись в тело бойца, обеспечит ему самое натуральное проникающее ранение.

Однако полученный гостинец в брюхо не мешал полковнику продолжать сжимать в правой руке револьвер устрашающего вида – здоровенную дуру, вполне способную составить конкуренцию знаменитому «Пустынному орлу». Это был без сомнения полулегендарный РШ-12, штурмовой револьвер под патрон калибра 12,7 миллиметра. Я такое чудо только однажды на картинке видел. Ну да, под нереальные плечищи Павленко такая карманная артиллерия в самый раз. А каково обычному человеку с таким справляться? Полагаю, непросто.

Впрочем, о том, как с ним справляется полковник, я, похоже, должен был узнать очень скоро. Павленко явно приходил в себя. Вон даже башку приподнял, дышит часто-часто, а сам на меня смотрит. И в мутных от боли глазах понимание обозначается понемногу, как изображение на старой фотобумаге под проявителем. А вслед за пониманием сразу же ненависть их затапливает, нереальная, нечеловеческая, ради которой можно забить на прямой приказ начальства и перестрелять на фиг деловых партнеров, лишь бы ту ненависть, жгущую изнутри, погасить.

И сделать это можно только одним способом.

Рожа полковника покраснела от натуги, на шее вздулись вены, приподняв недавний, еще розовый шрам от моей пули. Понятное дело, борьба ненависти с болью это всегда напряг, как бы полковничья рожа от такого не лопнула, словно перезрелый помидор…

Не лопнула к сожалению. Более того, Павленко, превозмогая страдание в, похоже, нехило травмированном брюхе, медленно поднимал свой револьвер, явно намереваясь проделать в моей голове дыру аналогичную той, что уже имелась у главаря бандитов. Вот ведь незадача-то какая! А у меня даже на сантиметр уклониться в сторону не получится, ибо привязан я накрепко к распроклятому столбу!

– Я же обещал… что расстреляю тебя! – прохрипел полковник. – Получай! В «Борге» долги возвращают!

Грохнул выстрел. Яркая вспышка пламени ослепила меня… но не более, лишь висок обожгло раскаленным воздухом.

Павленко промахнулся.

Рука дрогнула в последний момент. От слабости? Скорее всего. Вряд ли, нажимая на спусковой крючок, он вдруг вспомнил, как помогал мне спасать одного вредного наемника, как мы с ним плечом к плечу вместе с другими моими товарищами отстреливались на берегу Яновского затона от наседающего врага, и как потом, когда всё закончилось, мы впятером тайком пили спирт в госпитале из одной мензурки на всех, передавая ее из рук в руки. Когда в голове плещется одна только ярость, в ней нет места воспоминаниям.

Я не ошибся. Полковник хрипло матернулся, подхватил пистолет левой рукой под рукоятку, прищурил левый глаз и прицелился тщательнее. Блин, надо же, какое у этого пистолета дуло. Не дульный срез, а именно дуло, как у пушки – конечно, карманной, но, зараза, весьма впечатляющей.

– Я все равно убью тебя, сталкер! – прохрипел полковник. Его указательный палец шевельнулся… и замер на месте, не дожав буквально несколько миллиметров слабины спускового крючка. И понятно почему. Когда ты не видишь цели, стрелять в нее как-то неразумно.