Читать книгу "Дом под снегом (сборник) - Диана Машкова"

— Нет-нет, — начала она говорить быстро и невнятно, — вы не правы. У нас все не так. Просто Дима должен работать — он не может уйти, компания без него пропадет. А мне врачи прописали морской воздух. Нервы успокаивает. А Сашка должна ходить в Международную школу. Муж и ее планирует в Кембридже учить, а значит, школа с английской системой образования — наилучший вариант.

— В Москве тоже есть, — еле слышно прервала ее безутешный монолог Елена Владимировна.

— Что — есть? — Лиза снова не поняла.

— То же самое — Британская школа. Абсолютно та же система образования. Даже, может, и учителя посильнее, чем здесь.

Лиза молчала. Держалась, держалась до последнего, но потом достала из кармана шелкового халата аккуратно выглаженный носовой платок, прижала его к лицу и разревелась. Все теперь выстроилось в ее голове в единую цепочку — покупка дома, Машенькин Кембридж, знакомый психотерапевт, семейные баталии и полный развал отношений. Лиза не удивлялась — слишком явным было последние годы ее одиночество. Но стало жалко себя и обидно. За что? За что ее выбросили на помойку, как ненужный, неоднократно использованный и теперь утративший всякую ценность хлам? Лиза плакала.

Елена Владимировна молча принесла еще воды. А что тут скажешь? Пусть человек проплачется. Легче станет.

Глава II

Лиза успокоилась не скоро. Но Елена Владимировна не уходила — сидела тихонько в уголке дивана и ждала. Наконец Лиза перестала всхлипывать, вышла в ванную комнату, умылась и попросила домработницу принести еще чаю. С Ксюшиной бабушкой они проговорили до позднего вечера. Пока не стемнело и дети не прибежали с улицы домой. Елена Владимировна, чувствуя себя виноватой за допущенную преступную бестактность, рассказывала Лизе о своей дочери. Десять лет назад ее Юля, которой было тогда девятнадцать, сошлась с одним олигархом — жена у него на тот момент уже была. Делить многочисленные счета, объекты недвижимости, а главное — бизнес с собственной супругой он не собирался и поэтому Юле мог предложить только роль любовницы, о чем ей честно сообщил. За предложением последовал перевязанный серебряной лентой новенький «Мерседес». Юля обнаружила его в семь утра под окнами их с мамой хрущевской квартиры. Ключи с документами были упакованы в конверт и брошены в почтовый ящик. Перед такой роскошью молодой девушке, всю жизнь испытывавшей трудности с деньгами — хватит ли на одежду, на еду, — было не устоять. И Юля согласилась. Потом появилась новая квартира, потом Ксюша, потом пять лет счастливой, почти семейной, жизни в Москве. Потом домик на Кипре и ежегодно пополняемый на сто двадцать тысяч долларов счет. Зато сам Руслан в одночасье и бесследно пропал. И если бы не деньги, переводимые четко и безупречно точно в день Ксюшиного рождения каждый год, да анонсы светских хроник, можно было бы подумать, что он погиб. Ни звонка, ни письма — ничего. Юлька переживала. Мучилась. Пыталась разыскать его в Москве. В результате ей вежливо намекнули, что, если она не прекратит свои попытки и не вернется жить на Кипр, все кончится весьма и весьма плачевно. Юля испугалась и вернулась. Если бы она была одна, эти глупые угрозы ни за что бы ее не остановили. Но у нее были мама и Ксюша.

На Кипре Юле становилось все хуже — тоска, одиночество, жара и вечно шумящее море сводили ее с ума. А год назад она сбежала отсюда в Соединенное Королевство с юным шотландцем, который, судя по всему, даже не подозревал о ее прошлой жизни и о том, что у нее есть дочь. Елена Владимировна ни в чем свою Юлю не винила. Не упрекала. Так уж вышло. Только вот Ксюшеньку очень баловала и жалела — при живых-то родителях ребенок рос без матери, без отца.

Елизавета Андреевна слушала, опустив голову. Елена Владимировна вскользь упоминала и о жизни других русских женщин в ссылке, на Кипре. Не называя имен, рассказала историю о том, как избавившийся от законной супруги муж не пожелал заодно потерять и прекрасное место для отдыха на Кипре. Он просил свою бывшую благоверную переселяться на лето в ее московскую квартиру. А ключи от дома передавать в аэропорту его новой пассии — таким образом происходила смена почетного караула. Одна прилетала, другая, сдав ключи, отбывала в Москву. Зачем обеим женщинам было терпеть эту унизительную процедуру, Елена Владимировна объяснить не решилась. Понятно было одно — на то были свои причины.

Ссылка делала женщину невероятно уязвимой. Кипр славился своей дороговизной, и прожить здесь без солидного содержания со стороны бывших мужей было невозможно. Поэтому женщина, получив отставку, все еще пребывала в зависимом положении. И вынуждена была, мягко говоря, прислушиваться к мнению предавшего ее мужа. Дети становились здесь единственной отдушиной, единственным занятием, единственным стимулом жить. Случалось так, что на Кипре оказывались и те, у кого не было детей. Или те, у кого дети давно уже выросли и разъехались по своим Оксфордам-Кембриджам-Гарвардам. Им приходилось неизмеримо хуже. Тотальное безделье, непроходимая тоска, отвращение к жизни приводили к самому банальному алкоголизму. Дамы спивались одна за другой.

Когда за окнами стемнело, в дом вбежали Ксюша с Сашей и заявили с порога, что они хотят есть, хотят сказку на ночь и будут вместе спать. Все пункты, кроме последнего, были незамедлительно удовлетворены. А потом Елена Владимировна ласково уговорила засыпающую на ходу Ксюшу пойти в кроватку домой. Саша заснула у мамы на коленях. Пришлось Елизавете Андреевне относить свое подросшее и уже очень тяжелое сокровище в детскую на второй этаж. Если раньше Сашка засыпала не в своей комнате, Дима всегда уносил дочку сам.

После ухода Елены Владимировны Лиза долго лежала в просторной кровати с открытыми глазами. Пересказанные ей чужие беды каким-то образом притупили собственную боль. Она никогда не считала, что, если вокруг кому-то тоже плохо, ей должно от этого сделаться легче. Нет. Просто собственное горе перестало казаться острым, исключительным, невероятным. Оказывается, не лучше и не хуже, чем у других. В ту ночь уснуть не удалось. Лиза ощущала себя униженной, выброшенной, никчемной. Но она приняла решение — не впадать раньше времени в панику и дождаться Диминого приезда, чтобы однозначно заявить ему, что здесь она не останется ни на каких условиях. По телефону все эти излияния были бы попросту бесполезны — он отключится, и все.

Дмитрий Львович появился в пятницу, две недели спустя. Выглядел он озабоченным и не скрывал, что приехал только затем, чтобы оставить им денег. Специально договорился в банке, открыл здесь на имя Лизы счет и вручил ей банковскую карту.

— Вот, — проговорил он устало, — держи. Там сейчас сто пятьдесят тысяч долларов.

— Зачем так много? — Лиза испугалась, и нехорошее предчувствие когтистыми лапами заскреблось в сердце изнутри.

— Машину надо купить. Арендовать невыгодно. — Он вздохнул. — Кроме того, я не смогу вас какое-то время навещать. Работа, — подумав, добавил он.

— Дима, сядь! — Лиза с силой толкнула его в грудь, и он плюхнулся на стоявший сзади диван. — Я на Кипре не буду жить! — Она произнесла эту фразу по слогам.

— А где будешь? — безразлично поинтересовался Дмитрий Львович.