Читать книгу "Страшная тайна Ивана Грозного. Русский Ирод - Наталья Павлищева"

Страх, животный страх закрался в самое сердце мальчика! Впервые он понял, что беззащитен так же как и остальные, перед боярской прихотью и что в живых держат, только пока мал и к сопротивлению не способен. Как же быть? Что делать? Где найти надёжную защиту, прочную опору себе, если для бояр он игрушка, а для родных и вовсе лишь прикрытие?

Страшный урок получил в ту ночь князь. Повзрослев, тринадцатилетний Иван первым уничтожит именно Андрея Шуйского, а позже сделает всё, чтобы низвергнуть власть бояр и упрочить свою собственную даже ценой многой крови и многих жизней!

Иоасафа отправили в Кирилло-Белозерский монастырь, а потом в его любимую Троице-Сергиеву обитель. В Кириллов монастырь был сослан, а затем убит по приказу Шуйских и князь Иван Бельский.

За 42 года до конца.
С ЦАРСКОЙ ГОЛОВЫ НА ЗДОРОВУЮ

а спиной митрополита Даниила царь заметил сжавшегося, съёжившегося Иоасафа. Боится, он даже сейчас боится, что могут снова вот так схватить, тащить, надругаться... Почему-то появилась почти злорадная усмешка: что же он, и в райских кущах бочком ходить станет? То ли дело Макарий, за его спину самому спрятаться можно было. Иван повёл глазами, точно отыскивая среди многих теней своего любимого наставника.

Тень митрополита Макария послушно выплыла из полутьмы, споено говоря: «Я здесь, Иван. Я всегда рядом, когда нужен». Так было и в жизни, пожалуй, именно Макарию Иван обязан очень многим.

— Святой отец, я не забыл твоей учёбы, — губы царя едва разомкнулись, но из них не вылетело ни звука, слишком ослаб от хвори смертельной. Но теням не нужны звуки, Макарий и без того понял своего царственного ученика. Возразил:

— Да только так ли всё делал, как я учил?

— Вокруг всё время одна измена, один заговор! — Голос только хрипел.

Тень Макария подняла руку:

— Не кричи, я и так слышу душой, не голосом. Многих зря сгубил, Иван, многих...

— Сам же учил, что я царь, потому и власть моя над людьми от Бога!

— Да на толи власть дана, чтобы, ты людские жизни губил?

— И ты... и ты как другие...

Тень Макария сокрушённо покачала головой...

Март выдался холодным и неуютным. Ветер без устали тащил куда-то низкие тучи, до самого конца месяца то и дело лепил мокрый снег, переходя в холодный дождь... Не самое весёлое время для радости. Её и не было, хотя выбирали митрополита взамен сосланного на Белоозеро Иоасафа. Звон колоколов сообщил москвичам, что у Руси есть новый духовный пастырь.

Новым митрополитом по настоянию самих Шуйских стал архиепископ новгородский Макарий, изо всех сил противившийся такому назначению. Иван, впервые увидевший добрые, умные глаза игумена, вдруг тихо попросил:

— Не отказывайся, отче...

Этот умоляющий взгляд почти ребёнка, прихотью судьбы названного великим князем и бывшего игрушкой в руках то родственников, то сильных бояр, убедил священника согласиться на митрополию. Не мог Макарий бросить Ивана одного среди своры рвущихся к власти любой ценой. Может, именно тогда родилась у него мысль венчать на царство маленького князя? Объяснить Ивану, что вместе с царским венцом он получит власть, данную Богом, а значит, станет сильнее всех этих лиходеев с их загребущими руками... Но пока Иван был попросту мал для таких дел, и внушать ему мысль о самодержавии надо было осторожно, исподволь, не раздражая Шуйских, чтобы не поплатиться ни своей, ни его головой.

Макарий стал митрополитом, а заодно и духовным наставником Ивана Васильевича на многие годы.

А в стране настала безраздельная власть Шуйских, князья воспользовались ею сполна, внимательно следя, чтобы рядом с маленьким князем не оказались толковые люди. Так за близость к маленькому князю поплатился боярин Фёдор Воронцов.

Обед ещё не начался, в этот раз с князем за столом сидели совсем малым числом: кроме митрополита Макария, ещё трое Шуйских (куда ж без них?), князья Шкурлятьев, Пронский, Кубенский, Палецкий и боярин Алексей Басманов. Рядом с самим Иваном, как всегда в последнее время, боярин Воронцов. Князь Андрей Шуйский только глазом повёл в сторону Воронцова, как на того безо всякого обвинения вдруг... набросились Басманов и Шкурлятьев! Сам Фёдор не сразу взял в толк, чего они хотят, в чём вина:

— Да вы что?! Чего надо?

Иван вскочил со своего места, стоял с широко раскрытыми глазами, в оцепенении только беззвучно распахивая рот.

К первым нападавшим присоединились остальные, они рвали на боярине одежду, били по щекам, выкрикивая бессвязные обвинения, мол, его великий князь жалует и бережёт! Сладить с восьмерыми Воронцов, конечно, не мог. Митрополит бросился разнимать, даже огрел посохом Пронского, тот в ответ извернулся и разодрал мантию самого владыки! Иван показывал на дерущихся рындам, но они стояли у дверей, точно ничего и не происходило, даже глазом не вели на разбойников. Поняв, что силой с таким числом нападавших не справиться, Иван стал почти на коленях умолять князя Андрея Шуйского не убивать своего любимца, слёзно молил оставить жизнь Фёдору Воронцову.

Он навсегда запомнил насмешку в глазах князя Шуйского в ответ на его мольбы! Андрей Михайлович чувствовал себя хозяином не только в Москве, но и над этим малолетним ничтожеством, прихотью судьбы названным великим князем.

Воронцова милостиво оставили в живых, сослав в Кострому. Шуйские были довольны — Ивану показана их сила, теперь он надолго запомнит, что даже дружить можно только с их позволения! Сидя вечером за трапезой, братья Андрей и Иван Михайловичи удовлетворённо хохотали:

— А испугался наш князюшко!

Им вторил Фёдор Иванович Скопин-Шуйский:

— И митрополит с ним!

— Да уж, теперь будут знать, кто на земле Русской хозяева!

Недолго пришлось после того хозяйничать Шуйским. Иван даже с митрополитом Макарием не посоветовался, всё получилось неожиданно и для него самого. Заметил снова наглый взгляд князя Андрея Шуйского, взыграло внутри всё, что долго копилось, вскочил вдруг, указал на князя псарям:

— Взять его!

Повторять не пришлось, Шуйский только забился в крепких руках псарей. Последнее, что увидел Иван, — его глаза, в которых изумления было не меньше, чем ужаса. Но когда потащили, выворачивая руки, князь всё же понял, что не простят, забился, выкрикивая сначала мольбы о прощении, а потом проклятья. Выволокли на двор, ободрали по пути донага, по, помня многие обиды, учинённые другим, даже до тюрьмы не доволокли, убили по дороге. Где убили, там и бросили, изуродованным лежал наг в воротах несколько часов!