Читать книгу "Песня для зебры - Джон Ле Карре"

Как бы там ни было, а один из голосов, казалось, обращался непосредственно ко мне. Голос уроженца Англии, человека из высшего общества, с приятным ритмом взлетов и понижений. Слух у меня настолько чуткий, что уже через несколько минут, пока я вслушивался своим, как я это называю, “третьим ухом”, мне удалось убедить себя, что голос принадлежит джентльмену, которого я знаю и уважаю, несмотря на то, что так и не смог разобрать ни единого его слова. Я все еще рылся в памяти, пытаясь вычислить обладателя голоса, когда мое внимание отвлек грохот внизу: в вестибюль, с трудом переводя дух, ворвался худющий, бледный как смерть мистер Джулиус Богард по прозвищу Бука, мой покойный преподаватель математики и корифей нашего злосчастного приютского походного клуба. Непреложный факт, что Бука погиб десять лет назад, когда в шотландском заповеднике Кернгорм повел за собой группу насмерть перепутанных учеников не с той стороны горы, лишь усугубил мое изумление при виде его реинкарнации.

— Макси! — с восторженным упреком выдохнула Бриджет, вскакивая. — Засранец! Кто счастливица на сей раз?

Ладно, ясно — это не Бука.

Сомневаюсь, что Букины девушки, если они у него имелись, считали себя счастливицами — скорее уж наоборот. У этого типа были полупрозрачные запястья — совсем как у Буки, и такой же широченный шаг, и то же ослиное упрямство в глазах, и та же всклокоченная, рыжеватая шевелюра, сдутая ветром набок да так и застрявшая, и те же неровные пятна румянца на скулах. Букина линялая парусиновая сумка цвета хаки болталась на плече, будто футляр для противогаза из старых фильмов. И очки, точь-в-точь как у Буки, удваивали окружность рассеянных голубых глаз, которые то появлялись, то пропадали за вспыхивавшими стеклами, пока парень вприпрыжку мчался к нам в свете тяжелой люстры. А если бы Бука и решился как-нибудь появиться в Лондоне (что противоречило его принципам), он бы, несомненно, выбрал именно такой наряд: мятый, застиранный палевый тропический костюм с вязаным жилетом в стиле “Фер-Айл”[13]и ботинки из оленьей кожи, заношенные до пролысин. И если бы Буке пришлось брать штурмом величественную лестницу, чтобы добраться к нашему диванчику, он бы одолел ее именно так: в три невесомых прыжка, с противогазной сумкой, колотящейся о бок.

— Гребаный велик! — выругался он, небрежно чмокнув Бриджет, что явно имело куда большее значение для нее, нежели для него. — Прямо посреди Гайд-парка! Задняя шина ка-ак бахнула! Девки, суки, уржались до колик. Это ты толмач?

Он резко повернулся ко мне. Я не привык слышать от клиентов крепкие выражения, особенно в присутствии дам, но сразу скажу, что человек, которого мистер Андерсон аттестовал как равного мне гения в своей области, не походил ни на одного из моих прежних клиентов. Это я понял еще до того, как он устремил на меня рассеянный взор Буки.

— Это Брайан, душа моя, — поспешно вставила Бриджет, видимо опасаясь, как бы я не представился иначе. — Брайан Синклер. Джек все про него знает.

Снизу к нам воззвал громкий мужской голос, тот самый, над которым я ломал голову:

— Макси! Где тебя черти носят, парень?! Котлы под парами!

Однако Макси никак на это не отреагировал, а когда я глянул вниз, обладатель голоса уже испарился.

— Ты в курсе, Синклер, из-за чего весь сыр-бор?

— Пока нет, сэр.

— Что, этот старый пердун Андерсон не просветил тебя?

— Душа моя, — возмутилась Бриджет.

— Он сказал, что и сам не в курсе, сэр.

— Значит, у тебя французский, лингала и суахили со всякими прибамбасами, так?

— Да, сэр.

— А бембе?

— Без проблем, сэр.

— Ши?

— Ши тоже владею.

— Киньяруанда?

— Ты лучше спроси его, душа моя, каких он не знает, — посоветовала Бриджет. — Быстрее выйдет.

— Только вчера вечером переводил с киньяруанда, сэр, — ответил я, мысленно посылая любовный привет Ханне.

— Твою мать, круто, — задумчиво протянул парень, продолжая таращиться на меня, словно на представителя какой-то новой, удивительной породы. — Откуда столько?

— У меня отец был миссионером в Африке, — объяснил я, слишком поздно сообразив, что мистер Андерсон велел прикидываться сыном горного инженера. Вдогонку с языка чуть не сорвалось “в католической миссии”, чтобы он был полностью осведомлен, но Бриджет и без того уже глядела на меня волком, так что я почел за лучшее оставить детали на потом.

— И французский у тебя на все сто, так?

Как ни льстил мне его благодушный допрос, я все же возразил:

— Нет, сэр, я никогда не утверждаю, будто знаю язык на сто процентов. Я, разумеется, стремлюсь к совершенству, однако всегда есть возможности для прогресса.

Я говорю это всем своим клиентам, от самых могущественных до самых скромных, но сделать подобное заявление в лицо Макси казалось довольно смелым поступком.

— Ну, у меня-то французский на уровне три метра под асфальтом, — отмахнулся он, ни на минуту не сводя с меня своего неуловимого взгляда. — Что, готов рискнуть задницей?

— Да, сэр, если это на благо родины, — повторил я свой ответ мистеру Андерсону.

— На благо родины, на благо Конго, на благо Африки, — заверил он.

И тут же исчез. Но не раньше, чем я успел засечь еще кое-какие интересные детали, касающиеся моего нового работодателя. На левом запястье он носил часы подводника, а на правом — золотой браслет-цепочку. Его правая рука, судя по виду, была пуленепробиваемой. Тут моего виска легонько коснулись женские губы, и я на миг убедил себя, будто это Ханна, но оказалось, со мной прощалась Бриджет.

Даже не могу сказать, сколько времени после ее ухода мне пришлось ждать. Мысли, забредавшие в мою голову, не задерживались дольше пары секунд. Конечно, они вертелись вокруг моего новоявленного предводителя и нашего краткого диалога. Бембе, повторял я про себя, бембе… Я всегда улыбаюсь, вспоминая этот язык: питомцы миссионерской школы переругивались исключительно на бембе, когда под проливным дождем гоняли мяч по площадке, превратившейся в лужу красноватой грязи.

Помню, мелькнула обида, что и Макси, и Бриджет одновременно меня бросили, потом под влиянием минутной слабости захотелось вернуться на вечеринку Пенелопы, — но я тут же вскочил на ноги, полный решимости, не откладывая, позвонить Ханне из проходной, а там будь что будет. Я даже двинулся вниз по лестнице, чувствуя себя виноватым оттого, что прикасаюсь к отполированному до зеркального блеска поручню своей потной ладонью, и готов был пересечь вестибюль прямо под носом у седовласого вышибалы, но тут двери зала заседаний неспешно, как в замедленной съемке, отворились, и оттуда стали по двое, по трое выходить участники встречи, всего человек шестнадцать.