Читать книгу "В двух шагах от рая - Наталья Рощина"

— Мам, никак в толк не возьму, что это ты за него так переживаешь? Он вычеркнул тебя из своей жизни. Выбросил, как выжатый лимон, а ты все думаешь о том, чтобы ему не было больно, чтобы он не чувствовал себя отвергнутым, одиноким. Бред какой-то!

— Нет, милая. «Человек по природе добр».

— Как умно. Давно придумала?

— Давно, только не я, а Дидро, — улыбнулась Юлия.

— Нашла время восполнять пробелы в моем образовании, — обиженно сказала Наташа.

— На самом деле я сама удивляюсь тому, как реагирую на происходящее. Наверное, у меня быстро получилось то, к чему многие приходят после длительных депрессий, попыток свести счеты с жизнью — я вышла из состояния трагедии и безысходности. Другое дело, как я ощущаю себя в этом новом положении, но я не хочу говорить об этом сейчас.

— Ты молодец, но я о другом.

— Я повторюсь, что мое благополучие сейчас в заботе о вас, дорогие мои.

— Понятно, ты просто переключилась с бесконечной опеки об отце на меня, Андрюшу.

— Что означает твое «переключилась»? Мне кажется, ты снова пытаешься меня уколоть. Зачем, Наташа? — Юлия повернулась и, улыбнувшись, поставила точку в разговоре. — Не тебе меня судить, милая. Вообще не имей такой привычки. Если ты разумная девочка, то скоро поблагодаришь меня за то, что я не воспылала ненавистью к твоему отцу, а сделала все от себя зависящее, чтобы восстановить ваши отношения. Они нужны вам обоим, Андрюше, и ты прекрасно знаешь это. Избавь себя в будущем от комплекса вины. Послушай свою мать и можешь сейчас ничего не отвечать. Договорились?

Наташа кивнула. Она поняла, что перед ней стоит женщина, которую она совсем не знает. И это открытие не испугало и не оттолкнуло ее. Оно заставило ее по-иному смотреть на милые с детства черты, по-иному воспринимать сказанное голосом, который она узнает с закрытыми глазами, услышит на огромном расстоянии. Внутренние чертики подстрекали Наташу возразить, показав таким образом свой характер, собственную точку зрения на происходящее, но голос разума не дал им взять верх. Сердце матери, убаюкивающее своим неспешным ритмом сына, спящего на руках, на мгновение затрепетало и снова успокоилось. Наташа поняла, что все безвозвратно изменилось: она стала матерью и поэтому должна думать не только о себе, но и о малыше. Пожалуй, ему будет лучше, если дедушка сможет проявить всю свою любовь и заботу.

— Хорошо, мам, я сама позвоню отцу и приглашу к нам, — уже выходя из кухни, тихо произнесла Наташа. — Не сегодня, но на днях точно. Обещаю.

— Спасибо, — Юлия улыбнулась, глядя, как Наташа, осторожно ступая, идет по коридору, целуя сына в теплую, пахнущую молоком щечку.

Надя давно намеревалась заехать к подруге без предупреждения. Она оказалась неоригинальной в своем стремлении: последнее время все подруги Юлии старались сделать то же самое. Они приезжали, заставая ее врасплох, но, кажется, ее радовали эти проявления внимания. Ей не давали думать, копаться в прошлом, грустить и скучать, приглашая на выставки, концерты, пикники, сезон которых подходил к концу. Оказалось, что можно интересно и разнообразно проводить время, не боясь оставить белье нестиранным, квартиру — без уборки. На все это находилось время, но не в ущерб тому ритму, в который включилась Щеголева. Она успевала уделять внимание семье Наташи, почти каждый день готовить для них, гулять с маленьким Андрюшей и при этом плодотворно работать. Нигде не намечалось авралов. Жизнь просто перешла на ускоренные обороты, и эта скорость не выбивала Юлию из колеи. В агентстве ее хвалили за трудоспособность, за четкое соблюдение сроков сдачи переводов, отмечая их отменное качество, стиль мастера. Наташа благодарно целовала, шепча самые теплые слова, Сева проявлял к ней теперь столько внимания, что Щеголева начала корить себя за то, что не сразу приняла этого прекрасного человека всем сердцем. Юлия попала в пространство, огражденное от суеты и зла окружающего мира плотным облаком любви и заботы, которое она легко и с радостью принимала. Юлия словно попала в другое измерение. Ничего не изменилось вокруг — изменилось отношение к этому самой Щеголевой. Это было ощутимо. Она замечала, что жизнь набирает обороты, наращивает темпы, выдерживать которые ей не составляет труда. Она с удовольствием встречала каждый день, удовлетворенно засыпая поздно вечером. Особенно неожиданной была реакция Наташи. О многих своих культурных мероприятиях Щеголева умалчивала, боясь, что дочь, как обычно, скептически отнесется к ее планам. Но получался совершенно обратный эффект — Наташа от души радовалась, когда матери удавалось в очередной раз интересно провести время. Поэтому Юлия перестала напряженно выдумывать ситуации, из-за которых, бывало, отсутствовала по вечерам.

— Мамочка, я рада, я очень рада, что ты не киснешь одна в своей квартире, — сказала однажды Наташа, поставив точку в мытарствах матери.

— Спасибо, девочка. Я тоже счастлива, что вы у меня такие замечательные…

Юлия уже окончательно привыкла к своему положению свободной женщины. Это не означало, что она начала с интересом поглядывать на мужчин. Отнюдь, она просто перестала изводить себя вопросами, возлагать вину за происшедшее на себя. Она постаралась вести полноценное существование, не задумываясь над тем, как сейчас проводит время Щеголев. Ведь на самом деле, кроме жалости к себе и отчаяния, больше всего изводит сознание того, что он, предавший, живет и здравствует. Так обычно бывает. Но Щеголев недаром говорил, что Юлия — удивительная женщина и не станет вести себя банально. Наверняка он не ожидал, что она будет настолько сильной. В глубине души он был готов к истерикам, просьбам вернуться, но Юлия в их последний вечер сказала, что не простит, и больше не пыталась общаться. Она спокойно относилась к тому, что, вернувшись с работы, несколько раз заставала собирающего вещи Щеголева. Каждый раз сумка, с которой он выходил из квартиры, становилась все тоньше. Юля не хотела видеть в его приходах желание поговорить или получить положенную дозу горечи, выплескиваемую отчаявшейся женщиной. Напротив, она была холодно-вежлива и несколько раз заводила разговор о размене квартиры.

— Этого делать не нужно, — решительно ответил Щеголев, оставляя свои ключи в прихожей. — Ты была и останешься здесь хозяйкой. Есть вещи, которые не нужно изменять. Ты столько души вложила в эту квартиру.

— Я это делала не только для себя.

— Знаю, знаю.

— Мне не нужна такая большая квартира. Можно разменять ее.

— Подумай о Наташе, — глядя в пол, произнес Щеголев и добавил: — В конце концов, ты еще молодая женщина. В твоей жизни может все измениться…

— Господи, Лева, о чем ты говоришь?

— Реальные вещи, по-моему.

— Странно слышать этот от тебя, сейчас. Ну, да ладно. Я послушаю тебя и не стану ничего разменивать. Но… Ты так уверен в том, что на старости лет не останешься без своего угла? — она спросила об этом совершенно без издевки или желания досадить.

— В конце концов, есть квартира родителей… Она ни одного дня не желала ему зла, надеясь, что женщина, на которую он променял ее любовь и преданность, окажется достойной такого обмена. Юлия знала, что поступок Щеголева — ошибка, мгновенная, проходящая страсть, ослепившая мужчину кризисного возраста. Говорят, в сорок лет с ними начинают происходить невероятные вещи. Потом — в шестьдесят. Наверняка со Львом произошло нечто подобное — разрушительное, если учесть его бескомпромиссный подход к жизни. Юлия наблюдала за тем, как он осторожно ходит по квартире, чувствуя, что ему не хочется уходить. Лев ждал, что она произнесет что-то, что поможет ему сказать правду: он запутался. Он не знает, как ему поступить, и надеется на ее великодушие. Но она молчала, и он держал марку мужчины, знающего цену слову. Это было за несколько дней до развода. Юлия не была готова к душеспасительным беседам. Она перегорела и не желала дважды вступать в одну и ту же реку.