Читать книгу "В двух шагах от рая - Наталья Рощина"

— Я тебя очень люблю. Даже не думал, что способен на такое, — обнимая ее, сказал Дмитрий. — Хотя со мной бывает нелегко. Ты должна это знать.

— Меня это не пугает. Меня ничего не сможет остановить, — целуя Дмитрия, ответила Юлия. Долгий поцелуй, в ответ на который Рогозин еще крепче прижал ее к себе.

Он был так счастлив, что совершенно не кривил душой, признаваясь в самом сильном за свою жизнь чувстве. Это было и созидательно, и разрушительно — все лучшее, что было в неуемной натуре Рогозина, одержало верх над темным и хаотическим, изредка показывающимся наружу. Ушли редкие, но яростные проявления грубости, неожиданной резкости на грани откровенного хамства. Теперь Дмитрию казалось, что это не могло с ним происходить вообще. Он сам чувствовал перемены и недоумевал, как эта женщина смогла настроить все струны его души на нужный лад. Они звучали, как неспешная, лирическая, нежная мелодия. И эти звуки рождали самые приятные и светлые ассоциации.

Рогозин прислушивался к тому, что творилось у него внутри постоянно. И даже в последние минуты перед отлетом, обнимая Юлию, он пытался понять, что ощущает. Кажется, он был спокоен, на удивление спокоен и уверен в себе. Он давно не чувствовал такой внутренней опоры. Достаточно было просто взглянуть Юлии в глаза, словно нырнуть в чуть волнующиеся океаны ее глаз. Она словно поняла, о чем он думает и подняла голову, чуть ослабив его объятия осторожным движением рук.

— Я буду звонить, как только появится свободная минута, — в который раз обещал Дмитрий, улыбаясь. Юлия кивала и все смотрела на него, словно взглядом хотела отобрать частичку его, оставить ее незаметно для себя. — Обязательно привезу тебе подарки.

— Это не важно. Главное, ты покажи все, на что способен. Я уверена, что тебя не смогут не заметить! Европу ты покорил. Да, да, не скромничай. Теперь пусть и за океаном узнают о тебе!

— Я ведь буду впервые в Америке, — заметил Рогозин. — Да еще Нью-Йорк! Десятого завершится конкурс. Думаю, с утра одиннадцатого совершить экскурсию. Когда еще представится возможность.

— И куда ты хочешь попасть?

— Времени у меня перед отлетом будет не так много, но я у тебя — жаворонок, — Юлия кивнула, вспоминая, что все время, что они были вместе, она просыпалась от аромата кофе и свежих булочек, которые он приносил на большом подносе, расписанном под Хохлому. — Так вот я начну с «близнецов».

— Торговый центр?

— Да. Там туристическая Мекка. Вообще вся эта улица, небоскребы — не верится, что скоро я буду шагать, поднимать голову, а они надо мной!

Рогозин говорил восторженно. Было видно, что предвкушение путешествия полностью исключало волнение перед выступлением. Юлия поняла это и обрадовалась. Что хорошего, если все время думать о конкурсе, нервничать и выбить себя из состояния равновесия? Она видела светящееся лицо Дмитрия и легкую тень, промелькнувшую по нему, когда объявили посадку на рейс.

— Ну, ни пуха, ни пера! — поцеловав Рогозина, произнесла Юлия.

— Отвечать по правилам? — усмехнулся он.

— Обязательно!

— К черту! — Дмитрий увидел, что несколько человек, с которыми он вместе летел, машут ему, показывая на часы. — Все, пора. Будь умницей.

— Буду.

— Я скоро вернусь.

— Конечно, — Юлия почувствовала, как сорвался голос, и не поняла причины. Слово не хотело произноситься и получилось похожим на неприятный вскрик.

— Не волнуйся, — Рогозин сжал кулак и слегка взмахнул им в воздухе. Это означало, что пока они вместе — они непобедимы, они сильны.

Он еще раз улыбнулся и уверенно зашагал к ожидающей его группе.

— Митя! — Он остановился, обернулся и снова пошел по направлению к смеющейся Юлии.

— Что случилось? — поравнявшись, спросил он.

— Ключи, — смеялась она. — Ты не отдал мне ключи.

Рогозин стукнул себя по лбу: он все забывал сделать дубликат. Все время, что Юлия жила у него, они вместе уходили и возвращались с работы. Крайней необходимости во втором комплекте ключей будто и не возникало, но сейчас эта мелочь могла привести к тому, что Юлия не попала бы в дом.

— Все, приеду и пойду в мастерскую, — протягивая связку Щеголевой, серьезно произнес Рогозин.

— Это будет мое домашнее задание, — перестала улыбаться Юлия. — Ну, все. Иди, а то еще опоздаешь из-за меня. Не оборачивайся, хорошо? Ты и так вернулся — это плохая примета.

— Я с некоторых пор не верю в приметы.

— Это очень несовременно.

— Ты — моя самая верная примета. Я люблю тебя! — сказал Рогозин и на этот раз быстрее пошел в сторону пропускника. Он так хотел еще раз взглянуть на ее лицо, оставить в памяти силуэт, который он выделит в любой толпе. Дмитрий был счастлив, зная, что она смотрит ему вслед. Улыбается или смахивает слезу — главное, что причина и ее радости, и ее печали в нем, в их расставании. Несколько дней — какой пустяк. Несколько дней — вечность ожидания… Он не станет оборачиваться, он должен смотреть вперед.

Юлия не выпускала его из вида, пока он вместе с группой, ожидавшей его, не вышел из освещенного ярким солнечным светом зала аэропорта. Конечно, она могла бы взбежать на второй этаж, прильнуть к стеклу и смотреть, как он идет к самолету, поднимается по трапу, но Юлия не стала делать этого. Она боялась, что не выдержит и полетит за ним. У нее за спиной были два сильных крыла — сомнений не было! Она знала, что способна на это — Щеголева ощущала себя птицей, готовой отправиться в долгий полет. Но в этом неожиданном путешествии, к которому она была безоговорочно готова, от нее ничего не зависело. Только высшим силам был известен конечный пункт следования. Только они обладали извечной привилегией определять, располагать. Они с величественным спокойствием наблюдали за тем, как все может разрушиться, едва начавшись. И их вмешательство могло соединить несоединяемое, разорвать крепко связанное.

И какое-то предчувствие все-таки саднило, не давало Юлии расправить крылья. То не была боязнь отсутствия попутного ветра. Юлия улыбнулась — она была готова к тому, что не всегда воздушные потоки помогут ей просто парить. «Пусть, — подумала она, вспоминая влюбленное, сияющее лицо Мити. — Не верю, что эти глаза могут лгать». Однажды она уже была в этом уверена, но жизнь показала, что даже самое прочное чувство может незаметно уйти из сердца, оставив саднящую пустоту. Юлия запретила себе проводить аналогии. У нее начинается совершенно новая жизнь. А если и есть где-то некое подобие пустоты — у нее есть шанс ее заполнить. Она радовалась тому, что решилась на это. Ведь ей всего чуть за сорок — жизнь продолжается.