Читать книгу "Печать ангела - Нэнси Хьюстон"

Все еще спят, спят дома, спят даже коровы на лугу, все лежат головами в одну сторону, больным коровам теперь приходится умирать, потому что папа в Леверкузене, но он скоро вернется, война кончится, и жизнь пойдет как раньше…

А вот и упавший самолет, он еще дымится, это просто гора обгоревших искореженных железяк, – Саффи бежит дальше, снова слышит петуха, пробегает мимо фермы и упирается в сарай.

* * *

В коридоре стоит Саффи, скрестив руки на груди, ее пальцы вцепились в плечи. Она смотрит в пустоту.

* * *

Дверь сарая открывается. Медленно, со скрипом, будто в страшном сне или в рассказах о привидениях. Застыв как вкопанная, Саффи смотрит на дверь: за ней никого нет, она открывается сама собой! Нет, кто-то есть… только не кто-то, а что-то, это что-то шевелится, оно все черное с красным… Молнией, судорогой пронзает Саффи догадка: это и есть der Teufel, нечистый, и он же – der schwarzen Mann, страшный черный человек из считалки, который приходит ночью, забирает маленьких детей и убивает их, Wer hat Angst vorm schwarzen Mann? Кто боится черного человека? На нем форма нечистого, форма цвета хаки, только грязная, изорванная и вся в крови, это он хотел убить их прошлой ночью, его самолет разбился и загорелся, но он в огне не горит, он никогда не умирает, он ждал в сарае всю ночь, зная, что она придет сюда утром, и вот он ползет к ней как уж, кожа у него черная-пречерная, огромные красные губы, свисающий красный язык, он тянет к ней руку и смотрит белыми выпученными глазами, теперь Саффи слышит его голос, повторяющий опять и опять одно и то же слово, “Water”<Воды (англ.). >, – твердит он. “Water! Water!” – это его колдовское заклинание, в этом слове смерть для ее народа, “Please, little girl! Please, get me some water!”<Пожалуйста, девочка! Пожалуйста, принеси мне воды! (англ.).> – хрипит он, в поту, в крови, протягивая к ней руку, – и Саффи, без единого слова, без единого крика, без единой мысли – сама холодная и невидимая, как мысль, – летит куда-то…

Весть разнеслась быстро. Саффи с мамой, соседки, священник, старики – все сбежались к сараю, где всю ночь прятался нечистый. Они пришли с вилами, с ружьями. Окружили его, грозили, кричали – но черный человек так и остался лежать под дверью сарая, лицом в землю, в обгоревших, окровавленных лохмотьях вражеской формы.

Wer hat Angst vorm schwarzen Mann? Нет, он не притворяется: он не шевелится и никогда больше не шевельнется.

Все это мама рассказала ей позже. А в воспоминании, ставшем сном, или во сне, ставшем воспоминанием, Саффи бежит со всех ног домой, хочет скорее предупредить, ее губы складывают слова – “Der Teufel! Нечистый! Там! В сарае!” – но она не может произнести ни звука. Она показывает рукой – “Там! В сарае!” – но все стоят и смотрят на нее, хмуря брови и качая головами. “Бедняжка, – говорят они, – бедняжка…”

* * *

Саффи провела третью ночь без сна. Когда ключ Рафаэля поворачивается в замке, часы показывают восемь утра.

Ее супруг вернулся раньше. Вылетел первым утренним рейсом, так не терпелось ему поскорее увидеть свое маленькое семейство. Он распахивает дверь гостиной – жена сидит в уголке дивана, сжав коленки, устремив взгляд на выключенный радиоприемник.

– Саффи? А где наш Эмиль – спит? Все в порядке?

Она смотрит на него, не отвечая, не понимая, хочет встать, но не может, точно окаменелая.

– Расскажи, что ты делала эти три дня? Хорошая была погода, вы гуляли?

Лицо Саффи и ее голос выдают замешательство.

– Хорошая погода? – бормочет она. – Не знаю… Кажется, да… А у тебя… там, где ты был?

– Любовь моя, – говорит Рафаэль.

Опустившись на колени на ковер перед ней, он прижимается щекой к ее бедру и обеими руками обнимает за талию.

– Я так много, так много думал о вас! – шепчет он. – Ты не представляешь, как я скучал.

– Я тоже, – отвечает Саффи после паузы.

– По-моему, ты озябла. Хочешь, сделаю тебе чаю? Сейчас! Я приготовлю отличный горячий чай… Подожди!

Саффи ждет.

Рафаэль возвращается с чаем, ставит поднос перед женой на журнальный столик, подает ей чашку, целует в лоб.

– Спасибо, – говорит она. И добавляет, отхлебнув: – Очень вкусно.

Стало быть, ничего не изменилось, вздыхает про себя Рафаэль. Стало быть, ей не лучше, и материнство не помогает. Расстроенный, он вынимает из чемодана свой несессер и закрывается в ванной, чтобы принять душ и побриться. Выйдя, он застает Саффи сидящей все в той же позе. Чай остыл, она к нему даже не притронулась.

Тем временем проснулся Эмиль. Он, должно быть, мокрый: в жалобном плаче явственно слышен этот характерный дискомфорт.

* * *

Проблемы каждого человека – самые важные, не так ли? Вот и у Эмиля в данный момент своя проблема – мокрый подгузник: моча щиплет попку и промежность. Не усмехайтесь: вы тоже через это прошли. И может статься, что со временем вам это еще раз предстоит испытать.

VIII

Весна вступает в свои права, уже птицы щебечут и клюют крошки во дворе дома на улице Сены, распускаются нежно-зеленые листочки на диком винограде.

Выступления в Милане были встречены критикой на ура, и известный парижский концертный зал дает добро импресарио Рафаэля Лепажа на его сольный концерт в апреле.

На фоне публичного успеха Рафаэлю еще труднее смириться с трудностями в частной жизни. В нем взыграл волюнтаризм: он фотографирует жену и сына и посылает матери в Бургундию самые удачные снимки (в первую очередь тот, единственный, на котором Саффи улыбается).

Все должно наладиться, твердит себе Рафаэль. Должен найтись выход из этой нелепой апатии. Если так и тянуть изо дня в день, будет только хуже. У нас есть все, чтобы быть счастливыми втроем. Саффи, я умоляю тебя, пожалуйста, будь! Ты моя жена, это на всю жизнь, моему сыну нужна настоящая мать, чтобы говорила с ним, и пела ему, и открывала ему мир. Саффи, Саффи моя! Вернись ко мне, вернись в мою постель!

Они не занимались любовью с первых недель ее беременности. Рафаэль не спешит. Он обнимает ее ночами, пытаясь успокоить, приручить, расположить к себе. Ласковы его руки, ласковы слова, и наконец он овладевает ею так нежно, что сам едва не плачет. А она – покорна. Только покорна и не более. Она опять лежит без сна рядом с ним, как до этого лежала без сна в библиотеке. Когда они занимаются любовью, она остается в ночной сорочке, пряча отвратительный оскал на животе. А так – снова предоставляет ему свое тело. Принимает его, как и раньше – рассеянно. Улыбается, разговаривает, но за ее улыбкой, за ее словами – ее нет.

* * *

Вот таким образом, надо признать, не блестяще, обстоят дела в семействе Лепажей к дню большого сольного концерта Рафаэля в середине апреля. И в этот-то день изменится все.

* * *