Читать книгу "Я росла во Флоренции - Элена Станканелли"

На неделе он большую часть времени проводил в университете. Учился, работал. Вечером ужинал тем, что оставляла ему хозяйка. Рано вставал и возвращался в университет.

Именно так мы все и ведем себя в скитаниях, стараясь заглушить боль разрыва с друзьями, с семьей. Стараясь занять все время, потому что в тишине, в неподвижности мы становимся уязвимыми. Ностальгия, печаль — это стихия; едва найдя брешь в сдерживающей ее плотине, она прорывается наружу. А там и всей конструкции недолго рухнуть.

18. Мытье улиц

В праздничные дни я чувствовал себя одиноко, говорит отец. Флоренция — скрытный город. Прежде чем кто-нибудь пригласит тебя в гости, могут пройти годы. Пришельцы попадают в своего рода чистилище на долгий период, в течение которого ограничиваются лишь робкими попытками сближения. Ты приглядываешься к Флоренции, кружишь вокруг нее, неуклюже пытаешься делать то, что делают ее жители. Пытаешься имитировать акцент, убираешь в сундук одежду, которая тебя слишком выделяет из общей массы.

Я думаю о том времени, когда переселилась в Рим, город, заслуженно известный тем, насколько легко здесь прижиться. Что называется, масло, в которое входит любой нож. Долгая привычка принимать у себя гостей из разных земель делает его понятным и доступным для каждого. Единственное условие, чтобы быть допущенными в Рим, — это полюбить его. И все же помню, что первое время, идя по улицам, я чувствовала себя чужой. Словно моя кожа была иного цвета или я закутана в паранджу. Мне это казалось очевидным, и я была уверена, что все окружающие это замечают.

Я показывала пальцем на ту сладкую штуку, которую берут вместе с капучино. Произнести "корнетто" не получалось, но если бы я продолжила говорить "бриошь", как привыкла, то так и не перестала бы ощущать себя приезжей. Однако новые слова ты можешь произнести, лишь когда наконец почувствуешь их на языке, не раньше. До этого лучше помалкивать и тыкать пальцем. В один прекрасный день ты входишь в кафе и заказываешь капучино и корнетто. В этот момент ты переходишь из временных переселенцев и разряд горожан.

Впрочем, это все равно не то же, что родиться в Риме. И особенно провести здесь детство, Быть по-настоящему откуда-то родом — значит сделать для себя это место мерилом мира, и это обычно случается в детстве, когда мы убеждены, что на свете бывают только такие улицы, такая манера говорить, такая еда.

Например, я, пока жила во Флоренции, верила, что город — это такое место, где автомобили раз в неделю следует переставлять куда-то очень далеко от дома, потому что кому-то нужно мыть улицы. И недостаточно было просто плеснуть воды, наскоро подмести. Поскольку улицы в городах — таково было мое убеждение, пока я жила во Флоренции, — это что-то вроде гостиных: чтобы протереть пол, надо отодвигать диван. Мне совершенно не казалось странным, когда в полночь приглашенные на ужин гости прерывали на полуслове беседу, ставили бокал с вином на буфет, хватали ключи и, накинув пальто, проворно выбегали на улицу, чтобы перепарковать машину где-нибудь подальше, сражаясь с толпою людей, столкнувшихся стой же проблемой. У некоторых были не зашнурованы ботинки, а под пальто пижама — словом, тот же наряд, что у владельцев собак. Это были те, кто забыл, что этой ночью моют улицы, и теперь с удвоенной яростью боролись за вожделенный прямоугольник антиматерии.

Рано или поздно мы все возвращались в наши кровати или к нашим бокалам и беседам. Непонятно, куда перед мытьем улиц мы ухитрялись поставить свои машины. Десятки, сотни автомобилей волшебным образом втискивались в уже забитые улицы. Казалось, что город, приноравливаясь к странному ритуалу уборки, приобрел способность менять форму. Под брызгами холодной воды он сжимался, расширяясь при этом в сопредельных зонах, растягиваясь, как ткань над вздувшимися мускулами.

В Риме я время от времени встречаю крепких парней и элегантных молодых женщин с макияжем, которые метут улицы и собирают мусор в пластиковые корзины на колесиках. Иногда проезжает шумный грузовичок, поливающий водой и чистящий щетками асфальт где и как придется. Никто не должен ради этого переставлять машину, и не сказать чтобы улицы были намного грязнее.

19. "Виволи"

Часто, чтобы совладать с одиночеством в выходные дни, я ходил на стадион или в кино, рассказывает отец. В кино тогда курили, жевали орешки и семечки. Лакомились легендарными кассатинами Avio[40]и пингвинами на палочке от Кавини.

Отец, как и все умные люди, не склонен ностальгировать. Он никогда не думает о прошлом с сожалением и умеет любить то, что имеет. Тем лучше для него. Родившись в Палермо и вкусив, можно сказать, еще в младенчестве умопомрачительные гранитэ и бриоши, он сразу научился получать незатейливое удовольствие от скромного флорентийского мороженого. В особенности одно кафе-мороженое, "Виволи", стало местом паломничества их компании.

"Виволи" находится на улице Изола-делле-Стинке. Слово "Стинке" стало синонимом тюрьмы, но первоначально это было название замка, которым владела семья Кавальканти (та, к которой принадлежит поэт Гвидо[41]). Осажденные флорентийцами, Кавальканти были взяты в плен на островке на реке Арно, который по иронии судьбы позднее был назван их именем. За площадью Санта-Кроче, рядом с улицей Торта (ничего общего с лакомством; "торта" значит "изогнутая": улица повторяет дугообразный контур погребенных под ней руин римского амфитеатра), стало быть, располагалась тюрьма. Вот уже сорок лет здесь располагается "Виволи".

В конце пятидесятых годов, когда в кафе частенько бывал отец со своими приятелями, здесь имелась дальняя комната. Возможно, она есть до сих пор, но тогда у них было заведено проводить здесь ненавистные выходные в обществе хозяина кафе, заедая воскресную ностальгию мороженым. Говорят, один из Виволи-сыновей, то ли Пьетро, то ли Серджо, вдохновленный успехом, которым пользовалось их мороженое у американцев, отправился ловить удачу в Соединенные Штаты, однако ничего толком не добился. Во Флоренции же "Виволи" остается кафе-мороженым номер один, в любви к которому охотно признаются даже аборигены.

Извечная беда осаждаемых туристами городов, в том числе Флоренции: ее жители вынуждены пользоваться тайными маршрутами. И иметь зашифрованную карту, которую по неписаному закону следует держать в секрете от чужаков. Такова стратегия выживания. У тех, кто жил здесь, было не принято посещать те же кафе, рестораны, магазины, что и туристы, совпадать по расписанию с теми, кто лихорадочно осматривает город. В отпуске люди готовы тратить суммы, непозволительные в повседневной жизни.

Например, в самом центре города тебя вдруг одолела жажда. Во Флоренции на улицах нет питьевых фонтанчиков. Скажем, стоишь ты на Соборной площади, ищешь один из тех проходов, которые могли бы вывести тебя в нетуристический город, но не находишь. В некоторых районах туризм колонизовал все. Тогда ты заходишь в какое-нибудь кафе, где слышна одна английская речь, и просишь бутылку воды. Услышав цену, с правильным акцентом сообщаешь, что ты флорентиец, и цена тут же падает до нормальной. Со мной раньше такое случалось.