Читать книгу "Святые окопы - Сергей Самаров"

Глава пятая

Прославленный силач и пехлеван Субхи был убит голыми руками на глазах аль-Мурари каким-то невзрачным мальчишкой, которого, как казалось эмиру, пехлеван мог одной рукой пополам переломить или просто раздавить, положив руку ему на плечо. У Субхи рука была всегда тяжелая, как бетонная балка, если падала на кого-то, никому мало не казалось. Эмир от смерти своего сподвижника ощущал настоящую физическую боль, словно это его только что били, как глупого мальчишку, не умеющего драться, но считающего себя сильным только потому, что он ростом выше сверстников. Но больно эмиру было не оттого, что погиб его верный помощник, а от унижения, которое он сам пережил в момент избиения. Он слепо верил в непобедимость Субхи, потому что сам однажды был свидетелем, как тот расправился один с тремя крепкими парнями, каждый из которых посчитал бы, наверное, недостойным драться с таким непримечательным замухрышкой, как старший сержант русского спецназа. Но этот старший сержант не просто победил, а убил Субхи. И победил не физической силой и не собственным весом, на которые, ему в противовес, рассчитывал Субхи, а умением драться. Эмир начал подспудно понимать, что не всегда физическая сила побеждает.

Даже в давние времена, когда не было огнестрельного оружия, когда дрались копьями и мечами, побеждал не обязательно самый сильный, но тот, кто умел лучше владеть оружием, кто больше обучался и тренировался с мечом в руках. А когда появилось огнестрельное оружие, побеждать стал тот, кто лучше стреляет. Есть, конечно, у человека от природы талант к стрельбе, правда, не у каждого, но все равно одного таланта мало. Талант – это как дорожный указатель, показывающий направление. А чтобы хорошо стрелять, нужно много тренироваться. И в спорте побеждает не тот, кто талантливее, а тот, кто лучше подготовлен. В данном случае в смертельной схватке лучше был подготовлен старший сержант спецназа, а не сильный и мощный от природы Субхи.

Эмир Аслан аль-Мурари понял, зачем офицер спецназа спровоцировал эту схватку. Понять это было нетрудно. Офицер хотел внушить эмиру мысль, что вот так же, своим умением не просто драться, но и воевать, он надеется победить отряд аль-Мурари. Это была демонстрация и силы, и умения. И демонстрация была страшная, кровавая.

Но что сможет противопоставить горсточка спецназовцев такому большому по численности отряду? Когда преимущество подавляющее, оно не на словах, а на деле начинает давить и может просто раздавить тех, кто не пускает отряд в ущелье. Не зря в классической философии есть такое понятие, как переход количества в качество. Однажды умный человек из верхушки «Аль-Каиды» объяснил эмиру старинную академическую формулу этого понятия, и Аслан аль-Мурари запомнил ее на всю жизнь. «Один мамлюк победит одного француза. Десять французов и десять мамлюков будут примерно равными по силам. А сто французов победят сто мамлюков». То же самое должно произойти и здесь, среди этих ущелий. И при первом же штурме необходимо будет доказать это. Размышляя так, аль-Мурари, из-за недостатка своего собственного образования, не понимал, что он неверно трактует классический закон философии, то есть делает прямо противоположные выводы. Количество в качество должно переходить не собственно из-за увеличения количества, а из умения правильно вести коллективные действия. И здесь преимущество должно бы, согласно закону, перейти на сторону как раз спецназа. Но эмир этого признавать не желал. Его отряд до этого никогда всерьез не били, как не били раньше и пехлевана Субхи, и потому аль-Мурари не верил, что его вообще может побить горсточка людей, пусть и отъявленных русских спецназовцев. Он сам – отъявленный. И люди его тоже – отъявленные…

Офицер со старшим сержантом уходили с места встречи уверенными в себе победителями, унизившими побежденных. Аслан аль-Мурари не умел прощать тех, кто унижает его. Восточная мстительность была у него в крови, и в первый момент он хотел застрелить их, облегчив тем самым себе и своему отряду дальнейшее существование. Эмир выхватил из-под куртки свой пистолет-пулемет, взял его двумя руками, но стрелять было неудобно, потому что ремень пистолет-пулемета оказался коротким, переходил через шею и плечо, и, чтобы полностью вытащить его и дать прицельную очередь, следовало сначала снять бушлат, потом ремень с плеча, и только после этого можно было нормально прицеливаться и стрелять. А спецназовцы уходили. И, пока эмир нерешительно соображал, что ему следует сделать, дистанция стала уже слишком большой для такого оружия исключительно ближнего боя. Да и выстрелить в спину уходящему врагу, который доверился тебе и пришел на встречу, тоже было нелегко. Это значило бы на какое-то мгновение потерять уважение к себе. Такие моменты уже были в жизни аль-Мурари, но он старался их не анализировать, чтобы не углубляться и не переживать ситуацию снова и снова, а просто все забыть. Тогда он снова начинал себя уважать.

Аслан аль-Мурари не выстрелил. Стоя с поднятым в небо стволом пистолет-пулемета, он рассматривал следы крови на бушлате офицера. Но на раненого тот не походил. Может быть, снял бушлат с убитого, а может, какого-нибудь раненого на себе переносил. Эмир смотрел, раздумывал и терял время. А потом и вовсе убрал свой «Скорпион» под бушлат, минуту постоял, рассматривая безжизненное тело Субхи, сжал кулаки в бессильной ярости, потряс ими и резко двинулся к ущелью, где его ждал отряд.

– Что там произошло? – сразу спросили эмира. – Кажется, Субхи кого-то бил? Где он сам? Почему не пришел?

– Нет больше Субхи.

Это было сказано коротко, на одном выдохе, и произвело впечатление брошенного в толпу камня.

– Как так?

– Там была схватка один на один без оружия. Мальчишка из спецназа, старший сержант, голыми руками убил нашего Субхи. Нет больше среди нас пехлевана. Вот ты и ты… Возьмите еще двоих. Сходите за телом и принесите сюда. Похороним его рядом с тем моджахедом, которого принесли из тупиковой долины. Носилки можете те же самые использовать, – дрогнувшим голосом произнес эмир и добавил: – Пошлите кого-нибудь за аль-Таки. Пусть возвращается. Спецназ из ущелья выходить отказался. Они отвергли нашу добрую волю…

Отвлекаясь от мыслей о пехлеване, эмир думал, что успокоится, но не получилось. Мысли снова вернулись на свой круг и опять начали дергать его за самые больные нити.

Как же так глупо получилось, что Субхи погиб? За что он погиб? Только ради доказательства своей силы? А оказалось, что и доказывать ему было нечем… Но он ведь сам хотел этой схватки. Сам просил разрешения. Эмир слишком привык считаться с силой своего помощника и чуть ли не телохранителя. С этой силой все в отряде привыкли считаться. И она вдруг была сломлена и уничтожена каким-то мальчишкой, сопляком, на которого и смотреть-то неинтересно. Хотя дерется он впечатляюще. И убивает впечатляюще. Убивает тогда, когда в его руках нет оружия… А когда оружие у него в руках? Что же тогда?

Эмиру стало страшно. За свой отряд страшно. Пять с половиной миллионов, за которыми они пришли сюда, – это, безусловно, большие деньги. Такие деньги невозможно потерять. Но идти за ними и остаться без отряда – разве это не страшно?

Конечно, эмир аль-Мурари понимал как человек неглупый, что он сам, никогда не чувствовавший острой необходимости в деньгах, в силу своего небедного рождения и благодаря поддержке родственников может себе позволить так рассуждать, может даже отказаться от этих денег. Но большинство моджахедов его отряда этих рассуждений просто не поймут. Ведь большинство из беднейших семей, у большинства дома остались жены и дети, а они пошли сюда, в кавказский холод, не просто так, не ради развлечения, а за деньгами. То, что они смогли бы заработать, было бы для них счастьем и возможностью вырваться из тисков бедности. Если учесть, что половина из них не вернется, как обычно бывает при таких походах, то каждому достанется несколько десятков тысяч долларов. И никто не остановит их, никакой спецназ. И даже приказ самого эмира аль-Мурари не в силах заставить его людей отказаться от этих денег…