Читать книгу "Приключения очаровательного негодяя. Альмен и стрекозы - Мартин Сутер"

Но на сей раз окоп не срабатывал. Он читал Бальзака, Тридцатилетнюю женщину. Раньше этот автор гарантированно уводил его в другой мир. Но сегодня и Бальзаку не удавалось указать картинам сегодняшнего дня их место.

Между строчками то и дело выныривала Жоэль. Экзальтированная и декадентская в «Шапароа»; усталая и испытывающая потребность к кому-то прислониться, словно девочка, в пижаме не по росту; разбитая с похмелья; голая и изношенная в ярком свете позднего утра; отстраняющая и самодовольная при прощании с ним. Стрекозы тоже возникали снова и снова. В освещении витрины и в бесформенном черном комке из полотенца в живой изгороди из туи.

То и дело становился у него на пути и образ Клауса Хирта. Как он смотрел из-за дверного косяка. Что это был за взгляд? Испытующий? Презрительный? Недоверчивый? Знающий?

А если ему и удавалось наконец прогнать эти картины, то между элегантных и изысканных маркизов и графов Бальзака грубо и ординарно протискивался Дериг. Которого не купишь.

Вытеснить этого было труднее всего. Он был вездесущ — из-за тупой боли кровоподтека на ступне Альмена, которая давала о себе знать при малейшем движении. Альмен снял башмак, разместил ступню повыше и надеялся на действие мази, которую ему прописал Карлос. Ее нужно было выдавливать из хрупкого тюбика с надписью «Милагро», чудо.

Альмен сдался. Он отложил книгу и похромал к стеклянной стене, ведущей к задней части сада, отсюда была видна мрачная чаща за теплицей, где иногда показывалась городская лиса.

Если быть честным с самим собой — а это случалось в жизни Альмена очень редко, — то он должен был признаться, что он почти банкрот. Нет, не почти. Просто банкрот, и точка.

Он едва сводил концы с концами. Поверхностное улаживание его самых неотложных финансовых проблем больше не могло скрыть тот факт, что за этим нарастает нечто такое, что рано или поздно обрушится на него. Goodwill, репутация, которую он завоевывал все эти годы расточительства, вот-вот будет израсходована. Все благодушные кредиторы, один за другим, целая толпа Деригов, будут занимать поначалу его мысли и сны, а потом его действительность. Ничто его не спасет.

Кроме удара, который разрядил бы опасную обстановку у ворот.

19

Родители Карлоса отправили его в возрасте четырех лет на улицу чистильщиком обуви. Они купили ему грубо сколоченный, выкрашенный черной краской специальный ящик. Поначалу все шло очень хорошо. Он был хоть и не очень ловкий чистильщик, но такой маленький и хорошенький, что в борьбе за немногих туристов, носивших не кроссовки, а кожаную обувь, часто выходил победителем. Некоторые давали ему десять кетцалей вместо одного, обычного за эту услугу. Случалось также, что они покупали ему в харчевне на обочине дороги что-нибудь поесть.

Но когда он подрос, ему пришлось совершенствоваться в ремесле. Он работал над тем, чтобы стать лучшим чистильщиком в деревне, и концентрировался на местной постоянной клиентуре: служащих, полицейских, владельцах магазинов. Карлос лучше всех наводил на обувь блеск и умел виртуозно и элегантно обращаться с щеткой и полировальной бархоткой. Клиенты иногда поднимали взгляд от газеты или приостанавливали разговор, чтобы посмотреть на спектакль маленького стилиста.

Эту сноровку Карлос сохранил и применял по сей день. Когда он чистил обширную коллекцию обуви Альмена, то со свойственной ему вежливой дерзостью настаивал на том, чтобы делать это на ноге. Поначалу отказавшись, Альмен затем смирился с тем, что процедура чистки проходила в стеклянной библиотеке — при задернутых шторах, разумеется, — при его непосредственном участии: поставив ногу на черный чистильный ящик Карлоса и сидя на высоко поднятом вертящемся фортепьянном табурете, Альмен подвергался процедуре.

Он привычно менял ногу по знаку Карлоса — быстрому постукиванию по острию подметки — и недовольно надевал следующую пару, пока Карлос вставлял распорки в свежепочищенную предыдущую.

Этот ритуал был почти единственной возможностью поговорить о вещах, которые выходили за пределы обычных вопросов по домашнему хозяйству.

— Карлос, можно ли делать что-то нечестное, если окажешься в нужде?

— Сómo no, Don John[1].

«Сómo no» было способом Карлоса говорить «да». Оно означало больше, чем «да». Оно означало: наверняка, само собой разумеется, непременно. Ответ приходил быстро, как и большинство ответов Карлоса. Как будто у него имелся большой запас готовых, моментально извлекаемых ответов на все случаи жизни.

— Если не получается выбраться из нужды при помощи чего-нибудь честного.

Это ограничение не нравилось Альмену. А следующее тем более:

— Но только что-нибудь нечестное. Ничего криминального.

Альмен некоторое время смотрел, как туго натянутая полировочная бархотка порхает над носками его черных английских ботинок, сшитых по мерке, и на каждом третьем обороте издает щелчок. Как этот звук возникает, Альмен за все годы так и не выяснил.

— А что вы будете делать, если я попаду в тюрьму?

Карлос не поднял глаза от своей работы.

— Это было бы плохо, Дон Джон. — Но после паузы добавил: — Однако у меня бы тогда было меньше работы.

Альмен снова обратился к своему Бальзаку.

20

Товарищ по учебе, который в последний раз давал ему «Смарт», на сей раз выделил ему «BMW». Автомобиль благоухал новой кожей и был набит электроникой, в которой Альмен ничего не понимал. На приборной доске светилась карта, на ходу показывающая дорогу и его местонахождение на этой дороге. Неприятно сознавать, что находишься под постоянным спутниковым наблюдением. При необходимости всегда можно будет впоследствии точно выяснить, куда Альмен ездил в ту ночь.

Было чуть больше трех часов. Альмен выбрал это время, потому что, по его мнению, полуночники уже улеглись спать, а ранние птахи еще не встали. И действительно: на дороге почти не встречалось машин. Тем более на загородной улице, тянувшейся вдоль озера.

Он сосредоточился на управлении. Уже дважды он ловил себя на том, что превышал скорость. Машина оказалась настолько бесшумной и совершенной, что Альмен не ощущал темпа.

Концентрация на вождении имела то преимущество, что он не мог поставить под сомнение свое решение. Как будто в него вселился кто-то другой и он, Альмен, стал его исполнительным органом.

По-прежнему дул сухой теплый ветер. Наступило полнолуние, и ночь была светла и прозрачна. Альмен предпочел бы плотные облака.

Очень редко навстречу ему попадались автомобили, и лишь два-три раза его кто-нибудь обгонял. Лишь однажды ему пришлось тормозить из-за кошки, и еще он миновал пешехода, у которого на куртке были пришиты полоски безопасности, издали отражавшие свет фар. Виллы стояли на берегу озера тихие и темные.