Читать книгу "Кортес - Михаил Ишков"

«Хороший совет, — кивнул я, — об этом стоит подумать».

«Подумай и возьми меня к себе», — сказала она и выскользнула из палатки.

Тут меня словно кольнуло, я поспешил следом, что бы не дай Бог, часовой не пальнул в нее, в эту птицу, совершающую свой полет по ночам. И наказывать их нельзя — пусть эта встреча останется тайной. Успел вовремя, часовой уже совсем было всполошился, заслышав шорох. Я отвлек его внимание…

Потом полночи не спал, отправился проверять посты. Возле одной из палаток задержался, невольно прислушался к разговору этого юнца Андреса и обстоятельного Берналя. Рассуждали они о богатстве…

Сначала, как водится перемыли косточки офицерам, нашему королевскому нотариусу, Диего де Годою, который, оказывается, «жрать горазд». Обсудили местоположение лагеря — местность нездоровая, вокруг болота, дышать тяжело. В полдень по прибрежным дюнам ходить невозможно — ноги испечешь. Затем перешли к обсуждению даров, которые доставили в лагерь посланцы местного «императора», как называли Мотекухсому солдаты… Если таковы дары, то сколько же золота у него в подвалах хранится. Сошлись на том, что очень много — не пересчитать, ни взвесить, на что молоденький Андрес мечтательно заметил, что им бы только добраться до него, а уж они, испанцы, пересчитают.

— Получу свою долю, куплю каравеллу, займусь извозом. Как Седеньо, у которого кобыла на загляденье. Выгодное это дельце — товары по островам развозить.

— Да, — согласился Берналь Диас, — лошадь у него хорошая. Только таскаться по морям — рискованное дело. Лучше получить землю, прикупить индейцев… Седеньо — везунчик, к его рукам всякая монета липнет. Считай, он самый богатый среди нас — у него корабль, лошадь, даже негр есть. Кобыла — целое состояние, да и негры на Кубе в большой цене. Эти не то, что индейцы — работники, что надо. На них воду можно возить…

— Да, — воодушевленно откликнулся Андрес, — Неграми торговать выгодное дельце…

Помнится, в ту ночь я решил, что на Берналя Диаса можно положиться, однако эти события — визит Марины, разговор часовых — случились позже, а в тот день, 21 апреля, в Великий Четверг, в виду пологого песчаного берега, открывшегося нам напротив острова Сан-Хуан-Улоа, в тот самый момент, когда я приказал бросать якоря, самым захватывающим событием были две пироги, направившиеся к нам со стороны берега.

Уже по поведению посланцев — их благородной осанке, невозмутимому выражению лиц, по особой, присущей только вельможам лукавой вежливости — я догадался, они те, кого мы ищем. Они были цивилизованы — этим все сказано. Самый выжный и пышно разодетый из них первым делом, без всякой опаски, поинтересовался, кто из нас tlacatecutli, то есть «верховный вождь»? Я шагнул вперед, легким кивком приветствовал их — в этот момент и нашелся ответ на смутное беспокойство, на некоторую неясность, которое вызвало у меня слово «цивилизованы». Что бы оно значило? Как объяснить то неясное ощущение чего-то знакомого, много раз виданного, которое я ощутил при встрече с посланцами Мотекухсомы? А вот как — они являлись чиновниками! От них буквально разило запахом канцелярских крыс. Значит, у местного «тлакатекутли» есть свой круг исполнителей, должностных лиц, чернильных душ, которые верой и правдой служат ему за вознаграждение, а не только по традиции, по праву рождения или во имя долга.

Вели они себя как ровня. Я сразу решил — пусть так и будет! Посланцы заявили, что прибыли от повелителя и владетеля благодатной страны Анауак и множества других земель и краев, великого и могучего Мотекухсомы. (Именно так звали его — я выучил это имя по буквам, так как недостойно искажать имя императора. Это потом наши ребята, а также королевские писцы переделали его имя сначала в Мотекусуму, потом в Монтесуму.) Беседа, началась с вопроса, кто мы, откуда прибыли к границам могущественной державы «Астека», потом, не дожидаясь ответа, спросили, есть ли у нас в чем-либо нужда? Они готовы в меру своих сил восполнить то, в чем мы испытываем недостаток.

И правда, на следующий день на берег пришли множество индейцев, которые доставили съестные припасы. То-то мы попировали после долгого плавания!.. Особенно вкусны были сливы — я таких дотоле никогда не едал. К тому времени мы уже успели выгрузить артиллерию и установить орудия на позиции. Возвели также алтарь, где отцы Хуан Диас и Ольмедо отслужили мессу. Понастроили бараков из ветвей и пальмовых листьев, в которых можно было укрыться от жары. Место с первого взгляда мне не понравилось — климат был нездоровый, но прельщала своими удобствами бухта и открытость пространств. Все проходы между тинистыми болотами можно было перекрыть артиллерийским огнем.

На Пасху… Верно ли я называю дату? Не ошибся ли?.. Пусть Гомара сверится с записями. Кажется, в последнее воскресение апреля, в святой день, явился к нам в лагерь местный, как объяснила нам Марина, губернатор ацтеков Теутлиле. Этого принесли в паланкине. Был он в коротком плаще, застегнутом на одном плече — в застежке посверкивал крупный изумруд. Грудь обнажена, на ней висело золотое ожерелье. На голове убор из роскошных птичьих перьев, необыкновенно мягких и пышных…

После обмена приветствиями я объяснил, что мы — христиане, поданные величайшего монарха в мире. По его велению мы явились в этот край, о котором наш государь так много слышал. Посему он желает подружиться с Мотекухсомой. Вот зачем мы здесь. Я, дон Эрнандо Кортес, имею сообщить великому повелителю, тлакатекутли Мотекухсоме многое, что ему понравится. Но для этого ему мне надо знать, где проживает ваш господин, чтобы лично приветствовать его и передать послание от своего государя.

Ответил Теутлиле довольно высокомерно.

— Ты только что прибыл в нашу страну и правильнее было бы не требовать встречи с нашим повелителем, а рассказать о себе и принять подарки. Затем ты можешь передать мне свои пожелания. Лицезреть наше солнце, могучего вождя Мотекухсому — великая честь, и за несколько дней её трудно заслужить, — он сделал паузу, потом добавил. — Называй нашего вождя «тлатоани», что значит «говорящий от имени племени». Такова его воля!

Увидев разложенные перед нами подарки, глаза у Альварадо разгорелись. У других офицеров тоже, мерзавец Охеда даже сглотнул слюну. Золотые вещи были массивны, отлиты из металла высокой пробы. Кроме того, невольники положили к нашим ногам двадцать штук белоснежной бумазеи, плащи из очаровательных птичьих перьев. Теутлиле ещё указал, что распорядился снабдить нас съестными припасами.

Мы же со своей стороны передали в дар местному владыке прекрасный стеклянный, граненый, украшенный самоцветами кубок флорентийской работы, парадное кресло (правда, с немного ободранными ножками), несколько кусков маркезита,[19]завернутых в надушенные платки, нитку стеклянных бриллиантов, кармазинную шапку с золотой медалью, на которой был изображен Святой Георгий, поражающий змея.

По поводу кресла я, кажется, заметил, что владетельный сеньор Мотекухсома пусть воссядет на него во время нашей встречи. Желательно, чтобы она состоялась пораньше… Да, именно так я и выразился — Гомара, если надо будет, добавит что-нибудь историческое…