Читать книгу "Дермафория - Крэг Клевенджер"

— Как скажете. Давайте посмотрим.

Уайт открыл три замка на передней двери. Внутри дом выглядел так, словно семья ставших жертвой коллективной агорафобии затворников провела здесь лет десять, держась на баночном пиве, замороженных обедах, сигаретах и телевизоре, и была в конце концов изгнана племенем пьяных обезьян, явившихся на роторных снегоочистителях.

— Что за шум? — спросил я. Определить источник удалось не сразу, звук был такой, словно кто-то царапал ногтем мокрое оконное стекло. Нет, не ногтем, а тысячью ногтей.

— Какой шум?

— Здесь есть чердак?

Уайт посмотрел на потолок.

— Конечно. Летучие мыши. Но беспокоиться не о чем. Совершенно безобидные создания.

— И грязные.

Уайт упирал на очевидные плюсы места: удаленность и немалое рабочее пространство. Я возражал, указывая на необходимость отключить газ, использовавшийся как для отопления, так и хозяйственных нужд, поскольку открытый огонь — большая опасность. Я хотел получить схему электропроводки, чтобы обесточить лишние розетки и работать только с теми, без которых действительно не обойтись.

— По-моему, ваши требования чрезмерны, — сказал Уайт.

— Сколько у вас было инцидентов, которые пришлось скрывать? — спросил я.

— Немного. Мошенничество и несчастные случаи — неизбежная составляющая риска.

— Есть бессмысленный риск. Это когда вы доверяете дело любителям или полагаетесь на случай. — Я указал на розетки, расположенные на уровне пола. — Видите?

— Вижу, розетки. И что?

— Они не заземлены и при большой нагрузке могут искрить. Вот откуда ожоговые пятна на гнездах. Можно допустить либо искры, либо пары, но не то и другое.

— Хотите проложить новую проводку и сделать заземление. Недешево.

— Для начала. Урок номер два: эфир. У нас его будет много. Эфир — это газ, бесцветный, без запаха, горючий.

— Так в чем проблема?

— Я сказал, горючий. Это означает, что его пары могут рано или поздно взорваться.

— Я понял, Эрик. Господи, сделаем так, чтобы не было искр.

— Дело не только в искрах. Эфир тяжелее воздуха, поэтому пары растекаются над полом, а потом начинают концентрироваться и подниматься. Большинство пожаров в лабораториях случаются тогда, когда пары достигают розетки и произвольно воспламеняются. Остальное вы знаете.

Для подготовки лаборатории требовалось время и исходные материалы, совершенно Уайту не знакомые, но вот список оборудования удивления не вызвал — его организация занималась этим бизнесом не первый день и обеспечивала тем же самым десятки любителей-пироманьяков.

— На нас работает много ребят, а на них работает еще больше ребят. Большинство из них простые посыльные, — начал Уайт.

Посыльные, или койоты, работая независимо друг от друга, накапливали запасы бумажных спичек, сигнальных ракет и продающихся свободно медикаментов, чтобы не привлекать ненужное внимание. Один из посыльных Хойла, занимавший столь низкое положение в цепи, что никто не знал его имени, воспользовался, делая определенные покупки, поддельными документами. Этими же документами он воспользовался еще раз, чтобы попасть в один ночной клуб, где хватил лишнего и стал приставать к женщине, приставать к которой не стоило. Урезонить его долго не удавалось, пока за дело не взялся вышибала с фонариком. Чуть позже копы задержали бузотера за вождение в нетрезвом виде. В багажнике машины обнаружилось два галлона медицинского йода. Протрезвел койот уже в окружной тюрьме, в компании восьми насильников, живописная коллекция татуировок которых могла бы заполнить потолок Сикстинской капеллы. Четыре дня бедняга обходился без душа в ожидании судебного решения, отказавшись даже от права сделать телефонный звонок.

В таких условиях он пошел на сделку со следствием и вышел на свободу с приклеенным к ребрам микрофоном.

— Тащи мешок, сынок! — крикнул Уайт.

Парнишка выпрыгнул из машины, волоча за собой большой пластиковый сверток. Двигаясь с неожиданной грацией, слюнявый детина сбросил мешок на землю, и тот ударился со звуком, какой мог бы получиться при падении с пальмы завернутого в мокрое полотенце кокоса. Как ни хотелось отвернуться, я все же предпочел смотреть.

— Все делает сам, — заметил Уайт. — Выпускает из тела жидкости, заворачивает, упаковывает. Парень испугался и решил, что может явиться на работу с «жучком». Пришлось уволить. И с вами будет то же самое, если не пройдете аттестацию. Нам нужны результаты.

Голова была завернута в марлю или хирургический бинт, на котором проступали влажные пятна, от желтого до красного и коричневого, и выглядела так, словно ее мумифицировали. Тело обернули мелкой проволочной сеткой.

— Закончим с делами и утопим. Могильщик уже набил брюхо камнями, так что не всплывет. Рыбы здесь хватает. Прогрызут сетку и подчистят мясо до костей. В местных озерах водятся сомы размером с собаку. Так что рыбу в семейных забегаловках отсюда до Нью-Мексико лучше не заказывайте.

Глава 13

Я бы сказал, что жуки глумятся надо мной, но они на это не запрограммированы. Нечеткая логика насмешки не оправдывает инженерных затрат. Вместо этого они записывают все своими теплочувствительными камерами и срабатывающими на движение микрофонами. Они запрограммированы поедать обойный клей, жировые пятна и хлебные крошки. И еще они очень быстрые и ловкие. Мне удалось поймать лишь несколько экземпляров.

Постепенно процесс аутопсии увлекает все больше. Образцы лежат на выуженной из мусорного ведра картонке, подготовленные к исследованию и пришпиленные скрепками и чертежными кнопками. Я уже проверил полярность антенн при всех возможных конфигурациях — ни искры, ни дуги, ни малейшего намека на ток.

Их схемы построены не на кремнии. Никакая фольга, хоть собери ее со всего света, не остановит эти продукты биоинженерной технологии, потому что они не смонтированы, а выращены для передачи информации тем же способом, каким делали это на протяжении миллионов лет: через танец, движение крыльев и усиков. У них собственный код, свои условные знаки. Данные о еде, опасности, новом месте гнездования, моих карточных забавах и самых интимных привычках распространяются ими посредством особого языка насекомых.

Технология совершенствуется от поколения к поколению, потомство быстрее, ловчее и лучше маскируется. Они прячутся в трепещущих тенях от покачивающихся на ветру проводов и в дрожащих отражениях стакана с водой. Они могут принимать вид узоров на ковре в коридоре, красных алмазов с желтоватой подсветкой, черных квадратиков процессорных чипов или клякс и пятен от кофе или крови. Щелкни выключателем, и они, вместо того чтобы разбежаться, замрут и исчезнут, слившись с окружением.

Они передвигаются в темноте, эти невидимые легионы. Они повсюду, они везде, даже на моей коже. Иногда я как будто наступаю на скользкий камушек, но слышу хруст наружного скелета и чувствую под ногой что-то влажное, вроде яблочной кожуры. Иногда что-то пробегает по моим голым пальцам, торопливо перебирая крошечными лапками. Они перешептываются между собой, наблюдают за мной, когда я сплю, регистрируют поглощение жидкостей, пульс, температуру и записывают все мои разговоры. Те, которых я убил, случайно или намеренно, больше остальных. Поймать их легче по очевидной причине — они выполняют функцию ретрансляторов или резервных копий. Их система надежно защищена за счет резервного дублирования, так что смерть одного или даже нескольких связников не вызывает сбоев в информационном потоке. Последние захваченные особи ползают в пустой баночке из-под детского питания. Дальше их ждет неизбежный тараканий демонтаж. Карабкаясь друг подружке, они пытаются добраться до крышки с пробитыми отверстиями для воздуха, но соскальзывают по стенке и падают, как отлетевшие от стекла шарики. Постоянный шум не дает мне уснуть.