Читать книгу "Неусыпное око - Джеймс Алан Гарднер"

Внезапно снегомерки заскрипели и поднялись в воздух; они заметили тень, маячащую над снежным ландшафтом. Седой сокол? Мантавоздушный змей?

Без единого шороха рядом со мной на тропу приземлился Чаппалар. Вышел на утреннее скольжение. Наедине с собой. И вид у него был такой, будто на его губах играла бы сейчас широкая улыбка, если бы он давал себе труд улыбаться.

— Доброе утро, проктор Фэй, — сказал он. — Чудесный день.

Как многие пожилые улумы, он учил английский уроками прямой загрузки, записанными на Новой Земле. В результате — манерный акцент, всегда звучавший надменно для моего мэримаршевского слуха.

— Доброе утро и тебе, — сказала я ему. — Ты похож на кота, поймавшего канарейку. Приятная ночь была, не так ли? Хорошо спалось? В хорошей компании?

Его внешние ушные веки сомкнулись на миг, а потом снова приоткрылись — так улумы краснели.

— Сэхололеехемм, — пробурчал он. «Ты слишком много слышишь». — Иногда мне кажется, что у людей слишком хорошая интуиция.

— Только у женщин, — заметила я. — Так значит, у тебя была ночь, беспощадная для члена?

— Я провел приятный вечер, — чопорно ответил он.

— Сэ джуло леехедд, — сказала я ему. «Слышу слишком мало». — Разве ты не знал, что хомо сапы живут ради грязных сплетен?

Он ответил не сразу, но вдруг стал слишком подпрыгивать при ходьбе, слишком даже для улума. (Они всегда упруго подскакивают — они ведь легкие, и их мембраны-паруса ловят любое дуновение ветра. В ветреный день улумы запросто брали под руку любого из людей, кому было с ними по пути, используя их как якорь, чтобы не унестись с порывом ветра. Ну, по крайней мере, так мне говорят все мужчины-улумы, цепляющиеся ко мне и за меня на улице.)

Прыг, прыг, прыг. В конце концов, Чаппалар нарушил молчание.

— Ее зовут Майя. Человек, но ты ее не знаешь. Ей сто десять лет, но она принимала таблетки молодости. Она в отличной физической форме.

Я подавила смешок. Таблетки всех нас поддерживали в «отличной физической форме». Если Чаппалар упомянул об этом, его, должно быть, поразило нечто удивительное в формах любовницы. Наверное, она была широкой.

— Расскажи про все это маме Фэй, — умильно проворковала я, беря его под руку.

— Могу только сказать маме Фэй, что на моих губах печать молчания, — ответил он, демонстративно высвобождаясь. — Что бы ни происходило между двоими — это либо очень личное, либо для всех одинаковое. Я не стану обнародовать личное, а информацию об общеизвестном ты можешь загрузить сама.

Под этим, я полагаю, он подразумевал просмотр порночипов с участием улумов и людей. Нет нужды, Чаппалар, детка, нет нужды. В моем распутном прошлом я достаточно такого насмотрелась, чтобы все знать про межвидовые пропорции. Теперь же я хотела только насладиться чужими ощущениями в деталях.

Но как я ни пыталась выманить у Чаппалара подробности о прошлой ночи, крутые, как виляние бедрами в стриптизе, он отказывался мне их открыть. По правде говоря, он вообще немного говорил, так как был слишком занят — улыбался, подпрыгивал, впитывал разлитую в небе оттепель. Я догадывалась, как его мысли беспокойно метались между неизбежными догадками, свойственными любому «утру после»: «Правда ли она… Что, если она… Может, мне». Как скоро мы сможем…»

— Ты такой милый, — призналась я ему.

Он не слышал — все прикрывал ушные веки, словно ему хотелось остаться наедине со своими мыслями, а после, широко открывая их, будто стараясь охватить каждый звук в мире.

Глядя на него, мне самой хотелось заново влюбиться. И погода для этого была подходящая. Мне пришлось перейти на рысь, чтобы догнать прыгающего Чаппалара.

Насосная станция одной стеной примыкала к детскому зоосаду парка Кабо — высотой с трехэтажный дом, длиной в пятьдесят метров, покрытая глянцевой мозаикой с изображением никогда не существовавшего леса. Каким-то дивным чудом в этом лесу бок о бок росли и земные кедры, и дивианские сахарники, и аборигены Дэмота — перомалинные пальмы. (По правде говоря, я никогда не видела земных деревьев за пределами виртуальной реальности, лишь пару молодых деревьев в горшках в национально-историческом музее в Пистоле. Ни одно правительство на Дэмоте не сдурело настолько, чтобы поставить под удар местную экосистему, позволив людям, где попало сажать инопланетные деревья.)

В детском зоосаде было такое же надуманно-пестрое смешение, как и на мозаике. С Новой Земли — ослики и овечки; из дивианских миров — прирученные орты (птеродактили размером с курицу, раздражающе-пронзительно вопившие, но ластившиеся к детям); и с самого Дэмота — черви-пуховорсы и облокоты. (Черви-пуховорсы похожи на рулон потертого коричневого ковра: смотреть на них — тоска берет, но гладить их приятно, они пушистые и мяконькие. Облокоты — стадные животные, смахивают на печальных коротконогих коз со шкурой броненосцев. На воле они отдыхают, облокачиваясь на скалы и деревья; в зоосаде они приваливаются к ногам посетителей, мрачно глядя на вас снизу вверх и выражая каждой морщинкой на морде: «Вы же не против, да?»)

Пока мы с Чаппаларом шли через парк, за нами увязались двое облокотов… один явно надеялся, что мы захватили пенокурузы со стойки с едой, другой же — робот — просто шел за первым. У каждого живого существа в парке Кабо имелся сопровождавший его робот-клон, запрограммированный следить за тем, чтобы типично животное поведение настоящей живности никому не досаждало. Если бы, к примеру, облокот решил избрать меня своей подставкой, в том бы не было беды, только замызганная куртка долго воняла бы облокотом; но если бы двинулся к Чаппалару, то робот встал бы на караул между улумом и облокотом, пока зверушка не подалась бы в сторону. Дело вот в чем: взрослому хомо сапу легко было удержать вес облокота. А вот Чаппалара он перевернул бы вверх тормашками и, опрокинув, мог бы растоптать. В крутолобую башку облокотов никак нельзя было вбить, что высокие и на вид сильные улумы на самом деле легкие и хрупкие. Отсюда и потребность в защите и надзоре роботов — иначе Лига Наций заинтересуется, почему мы позволили потенциально опасным животным приставать к нашим разумным согражданам.

Законы Лиги были очень жесткими в том, чтобы не подвергать разумных ненужному риску. И вы либо следовали этим законам, либо вас самого объявляли неразумным. В свою очередь, у Лиги имелись также строгие законы о том, как обращаться с опасными неразумными существами.

Дверь в здание насосной станции была заперта. Обычная мера безопасности? Или какой-то параноик действительно волновался, что вредители испортят городское водоснабжение? Нет. Скорее всего, сотрудники станции закрыли дверь здания, опасаясь, как бы облокот не прислонился к ней, отчего она могла случайно открыться под его весом. Тогда через несколько минут станция была бы полна ортов и осликов, уже не говоря об овцах, тонущих в фильтрующих цистернах. Кому нужна шерстяная вода?

В мозаичную стену возле двери был вмонтирован экран переговорного устройства. Но мы собирались нанести неоговоренный визит… нет, отнюдь не решительную атаку, чтобы застать всех со спущенными штанами. Но все же мы не хотели предоставить сотрудникам время на подготовку представления. (О да, госпожа проктор, нам нужны все наличные средства, которые вы сможете к нам направить».)