Читать книгу "Ремесло Государя - О'Санчес"

Горные медведи-самцы - убежденные одиночки, сбиваются в сообщества только по весне, ухаживая за самками, меряясь силами с другими ухажерами... В остальное время - каждый сам за себя, всю долгую медвежью жизнь. Что с того, что неведомый зверь хочет сожрать сородича? - Одним меньше будет, только и всего. Но медведи - умный народ, они не уступают в сообразительности даже волшебным зверям охи-охи, и уж всяко сообразительнее драконов, и заметно умнее тургунов. Такой великан не удовлетворится победой над одним противником и наверняка попытается убить другого... Так не лучше ли будет напасть врасплох, сзади, и загодя обезопасить себя, свою жизнь чужою смертью? Конечно, лучше!

Второй медведь выбрал удобный миг, молчком развернулся и, безо всяких там рыков и криков, стремительными скачками бросился на тургуна, который был всецело увлечен попытками добраться вплотную до тела небольшого, но такого верткого и сильного зверя.

Зрители дружно ахнули, ошеломленные ловкостью, с которою второй медведь вскарабкался - чуть ли не пробежал - по тургуньему хвосту, переходящему в широченную спину.

- Когори, нет, ну ты видел??? Прямо волшебство!

- Так ведь - медведи, Ваше Величество.

- Угу...

Нет на земле зверя кошмарнее и сильнее тургуна, тем более когда тургун взрослый здоровый самец в лучшей своей поре... Разве что в море встречаются чудовища больше и ненасытнее его, а на суше - тургун император зверей и демонов! Но этот тургун был уже ослаблен страшными ранами, полученными в схватке с драконом, и тут же ему пришлось сражаться сразу с двумя грозными и умными хищниками, с горными князьями звериного царства - с медведями!

Первый медведь был уже весь изранен чудовищными когтями и клыками, однако и не думал сдаваться: продолжал щелкать клыками в ответ и наносить отчаянные удары по тургуньей морде, в то время как второй медведь, вспрыгнувший на загривок тургуну, с помощью клыков и когтей, успел добраться до шейных позвонков тургуна и прорвать артерию, прежде чем тургун успел переключиться на второго, не менее опасного, чем первый, противника. Одним движением туловища тургун стряхнул с себя медведя, и тот кубарем полетел на арену. Не давая ему опомниться, тургун набежал на него, поджал задние ноги и попросту плюхнулся сверху на медвежью тушу. Единственной оставшейся передней конечностью тургун прижал медвежью морду и ударил открытой пастью, тут же захлопнув ее и поведя вбок. Кусок шкуры с медвежьей головы, вместе с ухом и щекой, словно срезало секирой, вот теперь уже медведь-молчун взревел во всю мощь, и в этом оглушительном реве сплелись воедино предсмертный страх и предсмертная ярость! Оскаленная медвежья пасть сомкнулась на передней конечности тургуна, правую лапу медведь сумел высвободить и бил ею вслепую, потому что обе глазницы его были залиты кровью, а в одной и вовсе не было глаза. Как ни громок был рев второго медведя, но тургуний крик ни в чем ему не уступил: первый медведь, обезумевший от боевого бешенства, сумел превозмочь боль и слабость от полученных ран, поднялся на дыбы, вскарабкался на скользкую тургунью спину и довершил начатое вторым медведем: ударом могучей лапы перебил шейные позвонки и погрузил ее в кровяной фонтан, образовавшийся на короткой шее, словно бы пытаясь его заткнуть. Тургун вскрикнул отчаянно, вскочил, далеко отбросив от себя первого медведя...

Вдруг замер, и огромные когтистые лапы его, похожие на толстенные деревья с короткими корнями, начали подгибаться... Сначала медленно, потом быстрее... И тургун упал. Даже земля дрогнула, приняв на себя тушу поверженного великана, все зрители это почувствовали.

Медведи-победители тем временем отчего-то не спешили воспользоваться плодами своей победы: первый отошел на четвереньках в сторону и лег на брюхо, принялся было с короткими стонами вылизывать изувеченную лапу, но перестал - видимо, боль мешала.

Второй же, почти ослепший и тоже весь покрытый рваными ранами, ложиться не захотел, а только рычал и бестолково кружился на одном месте.

- Хороши, хороши... Молодец, Лимчи, потешил меня.

- Рад стараться, Ваше Императорское Величество! - Ликумачи Васа даже и не пытался скрыть охвативший его восторг: Его Величество на кары и подзатыльники щедр, а на похвалы очень даже скуп. Уж он теперь всю Империю перевернет, а цуцырей добудет! Уж он теперь ночей спать не будет, но непременно найдет, где их мож...

- Лимчи, ты... это...

- Слушаю, Ваше Величество!?

- Ведмедей-медведей вели прикончить. Вот уж настоящие рыцари! Воины! Один, правда, обгадился в бою - но медведям можно. Людям тоже можно - под латами не видно. И тургун был - рыцарь по полному праву. Был бы жив - велел бы ему вызолотить задние когти на ногах.

Ликумачи Васа самым предерзким образом ударил себя в грудь жирным кулачищем и захохотал, сраженный в дым императорским остроумием. Его высокопревосходительство канцлер Бенгироми Лаудорбенгель и его высокопревосходительство глава имперского сыска Когори Тумару с одинаковой быстротой успели обдумать и взвесить императорскую шутку, услышать голос, которым она была произнесена, увидеть полуопущенный уголок рта, обозначающий улыбку, - и весело засмеялись. Мгновение помешкав, за ними последовали наместники восточных провинций. Канцлер даже покрутил головой, словно бы поражаясь про себя, как это Его Величество умудряется в любом положении увидеть и вылущить то, что подданным его - нипочем не под силу обнаружить, хоть они лопни от усилий! Свита, стоящая внизу, императорских слов, конечно же, не слышала, но смех подхватила дружно. Седовласый рыцарь, сидящий рядом с канцлером, хохотать вместе со всеми не стал, только хмыкнул едва слышно. От зоркого взгляда императора самостоятельность подобного рода, граничащая с непочтительностью, конечно же не укрылась, но мимолетные чувства и мысли его по сему поводу отлетели прочь, потому что их заместили другие: эта мелкая девчонка, лет двенадцати от роду, внучка старой раззявы, баронессы Камбор, вывернулась из бабушкиных когтей и подбежала к креслу императора.

- Ваше Императорское Величество, - прозвенел ее тонюсенький голосок, такой чистый и свежий, что император немедленно умилился, вспомнив, что и его дочери и внучки недавно еще, вот-вот кажется вчера, были такими же маленькими и трогательными, - дозвольте слово молвить!

- Дозволяю, - коротко ответил ей император. На языке у него вертелось замечание, что сия коленопреклоненная пигалица уже и так посмела открыть рот и молвить слово без высочайшего соизволения, и не только открыла, но даже обратилась к нему с вопросом... пусть и не с явным, не противоречащим дворцовому этикету, но - с вопросом! Нет, слишком мала и не искушена в жизни, не поймет выговора. Пусть скажет, чего уж там...

- Ваше Императорское Величество! По всем имперским обычаям и порядкам... И... и... в романах пишут... - Девчонка покраснела, как маленький клубень травы рогаро, и съежилась от внезапного ужаса: ну вот! - посмела говорить, а запнулась, язык онемел и мысли спутались!..

- Я слушаю, продолжайте, сударыня. Просветите меня, старого, о чем там пишут в новомодных романах?

- Вы... Ваше Императорское Величество только что... Вы... только что... соизволили возвести в рыцарское достоинство этих отважных зверей!