Читать книгу "Город, который сошел с ума - Борис Юдин"

– На чертополохе, конечно. – объяснил тот, что с бантиком. – На чём же ещё? – и добавил озабоченно, – Так за что выпьем?

– Я, конечно, выпью этой вашей чертополоховки. – сказал Васильев и очень строго посмотрел на всех. – Почему бы и не выпить в хорошей компании? Только вы мне, ребята, сначала объясните всё это… – Васильев эффектно, как ему показалось, повёл рукой вокруг.

– Что Это, братан? – спросил тот, который без бантика. Потом выпил рюмку и подцепил вилкой ломтик сала.

– А вот это самое. – съязвил Васильев. А потом подумал и пояснил. – Кошка с яичницей, чер… мифические существа за моим столом, чертополоховка какая – то, этот бантик на рогах в конце концов!

– Ну, блин началось… – покачал головой тот, что с бантиком, а его сосед, закусывая, промямлил:

– А тут и объяснять нечего, Олег Петрович. Нечего, потому что ничего и не произошло. И не происходит. И вряд ли произойдёт. Никакие мы не черти. Бывшие научные работники. У Егора Кузьмича, – он кивнул головой на чёрта с ленточкой, – кандидатская степень по славянской мифологии. Я бывший профессор. А сейчас мы теплотехниками работаем, потому что это свойственно русской интеллигенции на историческом переломе и в поисках себя. Потому что настоящий интеллигент должен быть всё время против. А рога и всякие кошки с яичницей…. Олег Петрович… Скажу честно. Мне кажется, что для пожилого человека Вы просто выпили лишнего.

– Хорошо. Предположим. – не унимался Васильев. – А вот этот? – Васильев показал на смущённого Константина. – А эта дурь с временем? А эти покойники, живущие как ни в чём ни бывало? А то что я уехать домой не могу? А эти ваши «органы», в конце концов?

– Да. – не морнув наглым глазом сказал чертяка. Впрочем, какой чертяка? За столом перед Васильевым сидел обычный мужик в ватнике. Только в очках. И второй, что был с ленточкой на роге, тоже оказался вполне симпатичным человеком средних лет. И кошка Милка стала обычного роста и тёрлась у ног.

– Так вот, – продолжил бывший чёрт. – Все эти Ваши, Олег Петрович, покойники, черти, домовые и прочие заморочки – суть искривление пространства. Я бы мог много на эту тему наговорить, да Вы не поймёте или поймёте превратно. А Город? Что Город? Каждый свободный организм имеет право на чудачество, в конце концов. Согласитесь – если уж свобода, так свобода для всех.

– Убедительно. – сказал Васильев и выпил.

И как только выпил, так закружилось в глазах, полетело, и почуствовал Васильев, что погружается в липкое и бездонное. И слабым эхом отдавались голоса:

– Сомлел, бедолага… Понесли на диван… А ты докладывал, что непьющий…

Рядовая Милашкина, не крутись по ногами… Тяжёлый, гад… Сержант Константинов, за ноги бери… Какой врач?.. Если к утру не сдохнет – жить будет…

Тогда Васильев напрягся изо всех сил, разлепил глаза, и наступило утро.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

А утро выдалось приятным, потому что горячая вода была. Васильев встал под душ и решил, что не даром он рисковал здоровьем, принимая внутрь эту подозрительную чертополоховку. А потом вспомнились смутные голоса, величавшие Константина сержантом, но Васильев эти ненужные воспоминания отогнал, сказав весело и громко:

– Ну и хрен с ним!

Потом выпил кофе и покурил. Хотел было позавтракать, но, заглянув в холодильник, понял, что затракать – то нечем.

– Константин, блин горелый! Совсем за хозяйством не следишь! – проворчал Васильев и поднял телефонную трубку. Звонила неутомимая Елена Михайловна. Поставленным меццо – сопрано она торжественно напомнила, что сегодня в четыре сбор актёров, занятых в Пушкинском вечере. Васильев посмотрел было на часы, а потом спохватился – времени – то нет. Впрочем, это даже и хорошо: никогда не опоздаешь.

Васильев решил перекусить в кулинарии, что была расположена на первом этаже.

– Чем – нибудь накормят. – подумал Васильев, надевая куртку, – Не может быть, чтобы у них совсем ничего не было. А потом еды раздобуду.

И Васильев сунул в карман плетёную авоську.

В кулинарии, на которую так расчитывал голодный Васильев, было тоскливо. К лиловой стене был приколот кнопками плакат, призывающий пить соки, и утверждающий, что это кладовая витаминов. В застеклённой витрине на подносе из нержавеющей стали лежали два бутерброда с сыром. У стеллажа, сидя на табурете, продавщица в кружевной наколке на голове увлечённо читала журнал «Огонёк ».

Васильев потоптался у прилавка. Он понимал, что мешает даме расти духовно и ему было совестно. Но всё же, дождавшись, когда продавщица начала переворачивать страницу, он вякнул негромко:

– Простите, девушка…

– Я Вам не девушка, – парировала продавщица, не отрываясь от журнала.

Васильев устыдился:

– Хм… Товарищ…

– И не товарищ. – тут же ответила образованная продавщица. Потом подняла глаза, долго рассматривала из – за журнального барьера Васильева и наконец смилостивилась:

– Я работник общепита. Чё надо?

– Да я… Как – то… Вот… – начал было мяться Васильев, но работник общепита тут же эти интеллигентские мямли обрубила:

– Короче.

– Да я поесть хотел, а у вас… – и Васильев обречённо показал рукой на сиротские бутерброды.

– Что ж жена не кормит? – заинтересовалась продавщица и даже отложила «Огонёк» в сторону.

– Я неженатый. – сказал Васильев и не соврал ни на грамм, потому что жена осталась в далёком и недосягаемом уже Нью-Йорке.

– Это ж надо! – продавщица подошла, наконец-то, к прилавку. – В первый раз за тридцать лет неженатого мужчину вижу. Что? Больной, или после отсидки, или ваще тю-тю. – она выразительно покрутила указательным пальцем возле виска.

Васильев даже обиделся:

– Я Вас не понимаю. Почему же это раз неженатый, так непременно тю, тю? Я вполне нормальный… во всех местах. Просто времени как – то не было. Всё учёба, знаете… работа…

Вот тут Васильев определённо и нагло врал. Но его можно было и понять и простить.

– А кем же Вы, такой учёный, работаете? – спросила работник общепита и начала возиться со своим, загадочным для Васильева, инвентарём, – Вам кофе с молоком?

– Мне чёрный. – тут же ответил Васильев. И добавил, торопясь, – И с сахаром!

И только потом негромко, но гордо, забыв, как клял ещё позавчера свою профессию, добавил:

– Артистом я работаю.

– Скажите пожалуйста! – деланно удивилась продавщица, – Вам яишенку, или блинчики соорудить?

– Блинчики тоже. – с достоинством ответил Васильев, взял свой кофе и понёс к столику.

И не успел он толком устроиться и полюбоваться на пыльный букетик искусственных ромашек в пластмассовой вазочке как премудрая работница общепита стояла рядом, а глазунья из двух яиц на столе.