Читать книгу "Группа эскорта - Дмитрий Володихин"

— Всё, пошли.

На Лосином острове диггерских мест нет. Ну, или я их не знаю. В смысле, не знал до того самого дня. Вроде совсем недалеко от трассы — слышно, как шумит шоссе. Вроде мы даже до полигона не дошли…

А вот те, бабушка, и хренов пень. Привел нас мастер к старому хозбараку самого затрапезного вида. Хуже бывают только жестяные гаражи времен поздней Империи, ржавые насквозь, мятые, грязные — как из Зоны. Меня чуть не вырвало. Я такие места не люблю. Я вообще не люблю, если кто-нибудь что-нибудь тупо загаживает. Например, загаживает землю говенными домами.

В советские времена в Москве понастроили кучу невнятных «служебных помещений». Заполонили город кирпичными нарывами хрущевок и бетонными гробами «брежневок». И всё это чудовища, притворяющиеся домами. А потом пришли стеклопластиковые сараи «бизнес-центров» и «торговых комплексов», похожие, за редким исключением, на ларьки-переростки. Меж ними по ночам мерцают болотные огоньки казино. И вся эта нервная, лихорадочная неонка — вроде яркой помады на губах восьмидесятилетней старухи.

А я родился тут. И я точно знаю, что в Москве сейчас две Москвы. Одна — вот такая, безобразная, размалеванная иллюминацией, одетая в витрины бутиков, раззолоченная тяжеловесной банковской роскошью… Дерьмо в гламурном фантике. И вот его, это дерьмо, приезжие так часто принимают за настоящую Москву… А ведь эта Москва — гнусь, самозванка, фальшивка.

О настоящей Москве следует говорить другими словами: без похабства, а только с нежностью и любованием.

Это город бесконечных бульваров. Чугунные оградки, скамеечки, собаки, чинно прогуливающие хозяев… Дамы в интеллектуальных очках, листающие Цветаеву, Брюсова, Гумилева… Фотовыставки в застекленных стендах, рестораны в обличье старых трамваев… Пары влюбленных, шествующие с томным промедлением к любимым кафе… Фасады театров в черемуховых картушах, младенцы, плывущие над тротуаром в колясках под сенью ослепительной сирени…

Это город старых парков, больше похожих на леса. Когда-то Москва славилась садами, а ныне редок стал на ее просторах яблоневый цвет и бутылочная зелень крыжовника. Но за пределами центра дышат в ровном ритме травяные ковры, реют стрижи над соснами и тополями, сплетаются тропинки и речки, а с горбатых мостиков дети разглядывают самоцветные мозаики ручейной гальки.

Есть в московских парках заповедные пространства, погруженные в волшебство. Там на дорожках, среди полутора-вековых лип, еще чувствуется сказочная власть усадебных хозяек, боярынь и княгинь — дам незаурядных, затейниц, упрямиц, стремившихся сделать этот мир несколько удобнее для себя и несколько красивее для всех. В таких местах всё пронизано… ожиданием кавалера.

Там ожидание звучит, как натянутая струна, к которой прикасаются сновидения. Откуда-то извне — из-за стен, из-за башенок ограды, — побеждая шум городских магистралей, доносится почти неслышимая мелодия отклика. И старые, кованые ворота, и утиные державы на прудах и каналах, и обветшалые, но высокородные усадьбы напоминают о существовании сада всех садов, давным-давно, в затуманенном изначалье, покинутого людьми, но не забытого ими и манящего вернуться когда-нибудь… когда души станут чище.

Это город величественных монастырей и маленьких церковок. Звенит малиновая медь в Данилове, откликается ей басовитая чистота Донского, доносятся кружевные переливы Коломенского, тянет мелодию строгий тенор Николо-Перервинской колокольни. Кипят благородным узорочьем храмы, выстроенные еще при Алексее Михайловиче или сыне его, Федоре.

Это город дворянских особняков времен Империи, да еще стоящих неподалеку причудливых порождений купеческого модерна, щедрого на чудачества. Здесь всякий дом стоит руки в боки, нарядившись наособицу — то в горделивый гвардейский мундир, то в шитый золотом барский халат, то в одеяние допетровской старины, воскрешенное по воле благоверного коммерсанта из Щукиных, Карзинкиных или Третьяковых.

Есть красота на свете!

И над теплым асфальтом в летние дни дрожит до самых сумерек марево мечты. Склоняется над городом щедрое серебряное солнце, заботливо гладя его огненными ладонями, не обжигая, но лаская, грея…

А вокруг — море домов без лиц. Хаос безликости.

И вот после этого всего я честно признаюсь: терпеть не могу ту самую дикую застройку, слепленную из рук вон плохо и поставленную как попало, которая страшно замусорила Москву.

В общем, вошли мы как раз в такую кирпичную хибару. С ее стен давно слезли три слоя краски — зеленый на розовом на буром. Крыша продырявилась не позднее царя Андропа, трубы проржавели, всюду какие-то бумажки, стекляшки и, понятно, кучки бомжового говна.

Нас учили: Зона — на Украине, вокруг города-призрака Припять. Но умные люди наловчились устраивать порталы в Зону из дальних мест.

Здорово?

Очень здорово. Но мне от такого портала хочется блевать.

Не врубился, ребята, как открывается тот хитрый люк, через который мы проникли в подвал. А там, внизу, совсем другая фишка: всё чисто и аккуратно.

Были тут в прежние времена какие-то канализационные коммуникации, но теперь тут всё очень аккуратно. Освещение, и ниоткуда не каплет крутым парням на макушки. Рельсы и шпалы — метров на двести, а то и на триста, причем на полпути к финишу от центральной линии отходят еще два железнодорожных полотна — такой же длины.

В самом начале поставлена дрезина с электродвижком большой мощности. В самом конце… в самом конце — смерть, ребята.

Я бы не заметил, они ведь ни в полумраке, ни во тьме, ни при полном свете не видны (ну, почти), если б мастер нам всем поочередно специальные очки не дал. И пояснил: «Из Зоны вещь, тамошние мастера смастрячили»…

Святые угодники! В самом конце каждого из трех путей красуется «воронка». Роскошная, как жопа телезвезды, если взять ее крупным планом.

Это если кто еще до сих пор тупит про такие дела — аномалия, одна из самых опасных в Зоне. Выходит, эти гниды вынули сущую погибель из Зоны и притащили к нам, прямо в Москву!

Ну, трепать твой бубен, умники альтернативно-талантливые! За «воронками» сложено по несколько ортопедических матрасов, связанных шпагатом. Видно, это такая «подушка безопасности», — чтобы, значит, физиономии в мягкое уткнулись, если дрезина в тупик въедет. Тогда уж точно ни у кого фасад не погнется…

Вот только смысл-то какой в этих матрасах, если сначала надо через «воронку» проехать. А это стрём без вопросов, как в воздушно-десантный день пойти в парк и обозвать «голубых беретов» клоунами… Заценили?

— Не бойтесь, — бросает мастер. — Вы со мной.

Видит по нашим рожам, что мало нам такого ободрения. И добавляет:

— Братья подмастерья, этим маршрутом я сто раз ходил.

И была у меня тогда мысль: в сущности, что мне мешает прямо сейчас смыться? Вот прямо из подвала, послав на хер и Орден этот, и мастера, и славных бойцов сталкерского фронта, и «сонный шар»…