Читать книгу "Downшифтер - Макс Нарышкин"

«Нет», — говорю я и захлопываю перед топ-моделью дверь. С достаточным грохотом для того, чтобы во второй раз прийти охота у хорошистки не появилась. Неприятности с милицией мне не нужны. Пара таких встреч у меня в офисе, где я выступлю в роли репетитора, и мне пришьют статью, даже если мы не слишком углублялись в лабораторный практикум. Вообще отношения с лицами противоположного пола я считаю делом серьезным и осмотрительным. Общение же с красавицами, которые моложе тебя на десятилетие, — мероприятие вообще взрывоопасное. А потому только «нет», даже если речь на самом деле идет о помощи.

Изредка, а обычно эти визиты совпадают с днем выдачи зарплаты, ко мне приходит учитель труда Петр Ильич, и мы с ним под несколько бутылок доброго вермута рассуждаем на темы курса оппозиции, внешних долгов и внутренних резервов. Последние, как правило, у меня изыскиваются, после чего мы засиживаемся до поздней ночи.

Однако в последнее время, в связи с тем что я стал категорически неплатежеспособен, я избегаю этих встреч. Мне стыдно говорить в лицо этому трудолюбивому человеку, что денег у меня нет и заработать их нечем.

Итак, миновала неделя, первые дни моего присутствия в новой форме существования минули, я шел домой, будучи твердо уверенным в том, что трава у входа в мой дом стала еще выше и еще желтее, замок скрипит еще отвратительнее, а на плите скользкая, застывшая с утра яичница со свернувшимися от ужаса пластинками «Докторской».

Через час случится то, что круто повернет мою жизнь, но я об этом не знал и потому спокойно выкладывал из пакета в маленький холодильник несколько упаковок пельменей, раскладывал в ячейки яйца и с удовольствием посматривал на рубиновые бутылки превосходного вермута. Хороший вермут в Москве только в магазине «Вина Грузии» на пересечении Халтурина и Хромова, здесь хорош тот вермут, который есть. Теперь я могу ответить Ильичу, приди он завтра, в день получки, в гости.

Есть у меня еще одна слабость. На земле существуют люди, способные организовывать пир во время чумы. Выпивать и устраивать поручиковские посиделки на учительскую зарплату — дело опасное, но поделать с собой я ничего не мог. Из выделенного себе мизерного резерва (подъемных) я находил средства и на портвейн, и не только. Вернувшись к куртке, я вытянул за горлышко бутылку коньяка, именуемую в народе «мерзавчиком», аккуратно перелил содержимое в свою, обтянутую кожей кенгуру, плоскую фляжку. Эта фляжка вместе с ноутбуком и пледом — все, что напоминает мне о прежней жизни. Впрочем, есть еще и «Лаки Страйк», блок которых я уложил в шкаф.

Включив крошечный телевизор, я развалился на диване и уставился в экран. Где-то между десятью и одиннадцатью — часы в моем доме одни, наручные, но они лежали на столе, а вставать мне было лень — в дверь ко мне раздался осторожный стук.

Я засомневался в госте, потому что учитель труда — тот всегда стучит залихватским «спартаковским маршем». Это же был скорее не стук, а просьба впустить и накормить. Поразмыслив, я решил подняться и открыть дверь. Несмотря на то что на окнах в моей берлоге всегда опущены жалюзи, свету, исходящему от экрана телевизора, помехой это не является. Я дома — и не открываю. Совсем уже глупо…

Пройдя в прихожую, я щелкнул замком и распахнул дверь.

На пороге стояла она.

Глава 7

Кажется, я видел ее на одном из уроков физкультуры, который проводился в спортгородке. Шестнадцать лет. Меня обдало запахом цветущей яблони, когда в мае заходишь в сад, и свежестью, которая врывается в январе в квартиру вместе с открытой дверью. Короткая юбка, ясный взгляд, телосложение нимфы. Волосы цвета нового обручального кольца и легкий макияж. Кажется, предмет обожания не одного десятиклассника.

На ресницах милого создания стояли капли вечерней мороси, она моргала и смотрела на меня, словно знакомы мы тысячу лет. Между тем знакомы мы не были вовсе, и, признаться, у меня и сейчас не было к тому расположения.

— Вы, верно, перепутали дверь, — произнес я свою стандартную фразу при подобных визитах. — Шли домой, заплутали и теперь совершенно не понимаете, где находитесь. Позвольте сориентировать вас. Вы находитесь в пристройке школы, в которой учитесь, и, если обойдете этот угол, увидите парадное. Если встанете к крыльцу спиной, вы мгновенно поймете, где дом.

Я уже закрывал дверь, когда она сказала:

— Артур Иванович Бережной — это вы?

Ну а кто еще может жить в школе?! Конечно, это я.

— Это так, но вряд ли это что изменит. Я не разговариваю в столь поздний час с незнакомыми девушками.

Она помялась, чуть залившись румянцем. Видимо, мне следовало быть чуть сдержаннее в своем желании поскорее отправить девушку восвояси. Но это единственный способ предотвратить повторное появление. Хамов не любят ни дети, ни девушки, ни женщины, ни собаки. Хам, он есть хам — для всех.

— Мне посоветовала прийти к вам одна знакомая, — произнесла наконец она и переступила на месте. Эти ноги, безусловно, могут свести с ума, но пусть лучше безумеют от них ее сверстники.

Знакомая ей присоветовала… Не одна ли из тех, что так и не смогла пробраться дальше этого порога?

— Вы должны ее помнить, — настойчиво продолжала экскурс в мою память гостья. — Ее зовут Ангелина Антоновна.

— Не знаю такой, — слегка напрягшись, просвистел я и посмотрел поверх головы гостьи. Мне не нужны свидетели даже этого разговора.

Она рассмеялась. Клянусь богом, я и не думал веселить эту девушку. Я хотел лишь побыстрее от нее избавиться. Для веселья не было никакого повода, но ей отчего-то стало смешно.

— Послушайте, мне, право, неудобно, что я держу вас на улице в такую погоду, — неожиданно по?шло для самого себя начал оправдываться я, — но и вы должны понять меня. А вы меня, кажется, не понимаете…

— Я вас действительно не понимаю, — призналась она, честно заглядывая в мои презренные глаза.

Конечно, трудно ей понять… Оказаться в гостях у видного мужчины, пышущего здоровьем, хотя и неудачника, это, кажется, в большой чести у юных дам этой школы. В силу своего возраста они еще не понимают, что от такого видного мужчины, как я, женщинам нужно держаться подальше, а если уж судьба все-таки сведет вместе — бежать не оглядываясь.

— Видите ли, — проскрипел я, с неприятностью ощущая, как капли воды затекают мне под отворот пуловера, — наш возраст разнится не менее чем на десять лет… И в условиях того уединенного образа жизни, что я веду… Словом, могут пойти слухи, которые доставят больше неприятностей вам, чем мне.

— Вы опасаетесь больше за свою репутацию, чем за мою, — сказала она, ежась под дождем, который из сита изволил превратиться в порядочный ливень, — а потому выглядит это не так красиво, как звучит. Если вы думаете, что мнение обо мне окружающих поставит на вашу безупречную репутацию несмываемую печать, то вы ошибаетесь. Ваша квартира мне совершенно безынтересна. Она скорее всего убога и примитивна. Как мужчина вы тоже не представляете для меня никакого интереса, поскольку снобы у меня не в чести. Меня привело к вам дело и… — она вздорно сверкнула глазами и впилась взглядом мне в лицо, — и, если вы, черт возьми, не впускаете промокшую девушку к себе в дом просто так, то, быть может, вы примете меня как вашу ученицу?