Читать книгу "Мистер Икс - Питер Страуб"

Время от времени ко мне подходили незнакомые люди и, взволнованные или расстроенные тем, что обознались, отходили: подобное случается почти с каждым. На автовокзале в Омахе женщина лет тридцати, завидев меня, отпрянула, схватила за руку стоявшего рядом мужчину и потянула его к выходу с терминала. Через два года в аэропорту Денвера женщина постарше в меховом пальто шагнула ко мне и влепила пощечину такую смачную, что на багровой отметине от удара проступили стежки швов ее перчатки. На перекрестке у «Петли»[12]в Чикаго кто-то ухватил меня за воротник и выдернул буквально из-под колес такси, а когда я оглянулся, то увидел незнакомого парня в вязаной шапочке. Он сказал: «Мужик, это самое, твой братишка – он смылся». Потрясающе. Еще как-то раз парень, сидевший рядом в баре (даже не припомню, где было дело), сообщил мне, что зовут меня Джордж Питерс и что в Университете Тулейна на его курсе я был временным ассистентом преподавателя.

Порой мне кажется, что всех, кого я в жизни знал, не оставляло ощущение утраты какого-то загадочного, но жизненно важного качества, и что все они хотели найти несуществующее место, которое было бы тем самым правильным местом, и что со времен Адама в райском саду жизнь человеческая состоит из мучительных поисков и получения в процессе этих поисков синяков. Накануне моего двадцатишестилетия меня приняли на работу в отдел продаж телефонов только что народившейся компании по производству программного обеспечения в Дерхэме, Северная Калифорния, и я преуспел в делах настолько, что был отправлен на курсы повышения квалификации и вскоре получил должность программиста на полную ставку.

Во всех своих скитаниях я старался держаться подальше от Нью-Йорка – боялся, что «Эппл»[13]размажет меня по стенке. Через три года после того, как я стал программистом, компания переехала в Нью-Брунсвик, Нью-Джерси. Впервые в жизни у меня появилось немного денег на банковском счете, и как только я приехал в Нью-Брунсвик, на горизонте заиграл огнями Нью-Йорк, маня и зазывая меня на праздник. Каждые два-три вечера в месяц я садился в электричку, приезжал в город и ходил в рестораны или джаз-клубы. Я побывал на посвященном Бетховену творческом вечере пианиста Альфреда Брендела в Эвери-Фишер-холле и на «Missa Solemnis» Роберта Шоу в Карнеги-холле. Я слушал Би-Би Кинга и Фила Вудза и попал на один из последних концертов Эллы Фицджеральд. Со временем я стал возглавлять несколько подразделений фирмы по производству программного обеспечения в Нью-Йорке, а два года спустя после переезда в Нью-Джерси получил более престижную работу, собрал вещи и поехал на праздник.

Я поселился в квартире через дорогу от церкви Святого Марка на Ист-Тенз-стрит, у меня была достойная должность в приличной фирме, и я был счастливее, чем когда-либо прежде в своей жизни. Правильное место оказалось тем самым, которого я всегда наиболее опасался, так что все складывалось не так уж плохо. В мои дни рождения я звонил на работу, сообщал, что не приду в связи с плохим самочувствием, и оставался лежать в постели.

Именно тогда, в разгар моей спокойной и упорядоченной жизни, меня стала мучить тревога о матери.

12

Тревога эта поначалу дала о себе знать как своего рода предчувствие. Через несколько месяцев после переезда в Нью-Йорк я позвонил тетушке Нетти и спросил, нет ли каких вестей от Стар. Никаких, сказала Нетти, а у тебя? Я ответил ей, что беспокоюсь, и сообщил номер своего телефона.

– Эта девчонка сделана из железа, – сказала Нетти. – Вместо того чтобы волноваться за свою мать, тебе для разнообразия следовало бы поволноваться за себя самого.

Я уверил себя: Нетти обязательно позвонит мне, если случится что серьезное. Нетти обожала всякие бедствия, так что сигнал тревоги выдаст своевременно. А что, если Стар сама не поднимет тревогу и не предупредит тетку? Я снова позвонил Нетти. Она сказала, что мама в Ист-Сисеро.

– Дает концерты, – доложила она, – с двумя старыми жуликами.

Я попросил у нее номер телефона Стар, но Нетти, оказывается, потеряла его, а имена двух старых жуликов припомнить не смогла. Они владели ночным клубом, но и название клуба она тоже благополучно запамятовала.

– Да это и неважно, – сказала она. – Стар даст знать, если ей понадобится помощь, а если что-нибудь стрясется с нами, просить ее не придется – сразу примчится сюда. Она узнает. Данстэны всегда обладали даром ясновидения, и Стар тоже досталось немного. И тебе, кстати, тоже. Я так думаю.

– Ясновидение? – переспросил я. – Это для меня новость.

– Ты просто не слышал байки о своей семье, потому и новость. Говорят, с моим отцом никто не садился играть в карты, потому что он видел, что у других на руках.

– А вы сами-то в эти байки верите? – спросил я.

– Ты бы удивился, узнав о некоторых вещах, в которые я верю, – мягко рассмеялась Нетти.

Однажды ночью мне приснилось, что в доме на Вишневой улице я тихонько забрался в кровать к маме и услышал, как она пробормотала имя или слово, прозвучавшее как «Райнхарт». Частью сна было понимание того, что я сплю, а частью понимания было переживание заново момента из далекого детства. Мои тревоги снова улеглись, хотя нырнувшая в подсознание тревога тотчас всплывала, лишь только я оставался в квартире один, особенно в те минуты, когда я занимался чем-то, что напоминало мне о матери, – например, мыл посуду или слушал записи Билли Холидей. В начале третьей недели мая я попросил разрешения отгулять по семейным обстоятельствам все накопленные больничные[14]. Мой босс предложил взять столько, сколько мне требуется, и быть на связи. Я начал набивать спортивную сумку вещами в ту же минуту, как переступил порог квартиры.

Не думаю, что в голове моей тогда имелся конкретный пункт поездки. Мне никогда не приходило в голову, что под давлением беспокойства я возвращался в знакомое с детства состояние самозащиты. И одновременно с этим, как я уже упоминал, я четко сознавал, куда еду и зачем. В тот самый момент, когда Стар садилась в автобус «Грей-хаунд», а я сидел в кабине шестнадцатиколесного автопоезда «Нэйшнуайд пейпер», державшего курс на Флэгстафф, и с удовольствием обсуждал положение афроамериканцев в США с водителем, мистером Бобом Мимсом, мои защитные барьеры рухнули и в жизнь ворвалась действительность. Стар призвала остатки сил, чтобы самостоятельно вернуться домой, и я ехал туда же, чтобы быть с ней рядом в момент ее смерти. Как только Боб Мимс узнал, зачем я еду в Эджертон, он изменил свой обычный маршрут, чтобы довезти меня до мотеля «Комфорт» к югу от Чикаго.

Я битый час безуспешно голосовал на обочине шоссе, потом пошел в отель и взял номер. Был вечер, и все агентства по прокату автомобилей закрылись. В баре отеля я разговорился с молодой ассистенткой окружного прокурора из Луисвилля по имени Эшли Эштон, которая, похоже, приканчивала уже второй стаканчик. Когда она произнесла свое имя по буквам и поинтересовалась, не думаю ли я, что: а) оно вычурно и б) чересчур пикантно для судебного обвинителя, – я решил, что стаканчик перед ней, скорее всего, третий. Если вам, посоветовал я, не по душе ухмылки обвиняемых, услышавших на суде ваше имя, можете ответить той же ухмылкой, зачитывая им приговор. Отличное предложение, сказала она, не хочу ли я услышать еще одно?