Читать книгу "Лев правосудия - Леена Лехтолайнен"

О событиях, приведших к взрыву яхты «I believe», а также к смерти своего бизнес-партнера Бориса Васильева и тех, кто на него работал, Сюрьянен осторожно молчал. Он был приятелем и спонсором многих ведущих политиков, в том числе прежнего премьер-министра; пожалуй, они убедили его, что политическая безопасность страны требует хранить в тайне происходящее за кулисами. Скорее всего, общественность не одобрит методов властей.

К какому времени относились заметки Сюрьянена о Коппарняси? Документ был записан на флешку этой весной, но создан мог быть гораздо раньше, когда Давид работал в Хиденниеми у Бориса Васильева телохранителем и штурманом. Столкнувшись с Давидом в Коппарняси, я воображала, что он следит только за мной, но, очевидно, для исследования территории у него была и другая причина. Я проверила, не изменился ли за последние годы логотип фирмы Сюрьянена, но это оказалась та же колонна из трех полосок, что использовалась с 1986 года. Сейчас это смотрелось почти как ретро.

Сюрьянен знал Давида… Верил ли он, что Давид погиб при взрыве «I believe»? В Финляндии о роли Давида были осведомлены лишь несколько человек. Политики из самых верхов считались надежными людьми, но вдруг тайна ненароком сорвалась с языка в беседе с приятелем по сауне? Майк Вирту пришел в настоящий ужас, когда услышал от меня о культуре посещения сауны, бытующей среди финских политиков. Идти нагишом в парную с руководителями соседних стран? Разве финны не понимают, какие здесь таятся возможности для скрытой съемки и шантажа? И вообще, разумно ли человеку, занимающему руководящий пост, выставлять себя напоказ таким, каким его создала природа? В ситуации переговоров это может поставить его в невыгодное положение. Эдвардо, со свойственной ему прямотой, спросил у Вирту: имеет ли он в виду, что мужчина с меньшим членом теряет в своем авторитете по сравнению с тем, кто снаряжен инструментом побольше? Майк кивнул, и я была почти уверена, что одновременно он покраснел. Мне пришлось рассказать всему курсу, как в Финляндии во время длинных сеансов сауны ведется бизнес, а Майк поручил нам составить список факторов риска для этой ситуации.

Жара и нагота были не единственными вещами, которые заставляли Майка озабоченно покачивать головой. Его неодобрение вызывали и огонь в камине или в печи-каменке, и кипящая вода при температуре, зашкаливающей за сто градусов (двести двенадцать по Фаренгейту), а тем более перепад температур, когда выходишь из сауны на мороз охладиться. Когда я рассказала, что переговоры иногда прерывают, чтобы поваляться в сугробе или поплавать в проруби, и что посетители сауны временами изрядно напиваются, Майк объявил, что он, как телохранитель, просто запретил бы своему подопечному участвовать в этом ритуале. Я же заслужила уважение однокурсников: вот так выдержка у финнов! Раздеться догола в присутствии совершенно чужих людей, да еще окунаться в ледяную воду. Некоторые однокурсники настойчиво просили меня составить им компанию для похода в сауну — в Нью-Йорке ведь есть все что угодно, даже финская сауна. Мне не составило бы труда показать им, что такое настоящая сауна.

Мне попалась свежая фотография Уско Сюрьянена. Я не сомневалась, что узнаю этого человека при встрече, тем не менее снова всмотрелась в его черты. На первый взгляд никаких ярких примет: немного за пятьдесят, среднего телосложения. Он поддерживал свою форму, играя в гольф и катаясь на горных лыжах: под шерстяным свитером угадывались по-спортивному широкие плечи, намечался небольшой животик, ноги были коротковаты. Сюрьянен любил носить ковбойские сапоги и говорил о себе не иначе как о мужчине, который, в соответствии с идеалами Запада, всего добился сам. Несколько лет назад ему сделали лазерную коррекцию зрения, но почти на всех фотографиях Сюрьянен щурился. Веки набрякшие, кожа под глазами начала отвисать. Маленький рот, очень тонкие губы. Сюрьянен любил легкую небритость, и на самой свежей фотографии у него были небольшие усы.

Небо на востоке просветлело, в направлении Кяпюля протянулись пурпурно-красные полосы. Я выключила свет и компьютер, но отключить собственное сознание было не так просто. В мыслях крутилась карта Коппарняси, на нее наплывали воспоминания о том, как я ходила за грибами, наткнулась на Давида и еле-еле поборола искушение скормить ему бледную поганку. Высушенные кусочки той поганки я по-прежнему носила с собой в коробочке для лекарств. Этот гриб действует не так быстро, как цианид, я хранила его не для себя, а для врагов. Никогда не знаешь, кто таковым окажется.

Когда я проснулась, мне пришлось изрядно поторопиться, чтобы успеть на завтрак. Официанты уже убирали посуду, когда я устремилась к омлету, бекону, ржаному хлебу и селедке. Я не заметила, как все это проглотила, а потом с удовольствием съела десерт из замороженных лесных ягод. Официанты демонстративно стучали тарелками, но я, не обращая внимания, в полном спокойствии все доела и выпила три чашки кофе.

После этого я почувствовала в себе достаточно сил, чтобы позвонить Теппо Лайтио. Вернувшись в номер, сначала почистила зубы и подосадовала, что не сообразила привезти Лайтио гостинец — парочку сигар. В основном он работал у себя дома на Урхейлукату, поскольку в помещениях управления на Йокиниеми нельзя курить, а мозг Лайтио работал тем лучше, чем больше дыма висело в воздухе.

— Илвескеро, вот черт! Ты откуда звонишь?

— Из «Торни».

— Смотри-ка, настоящая «Дева в башне»![12]Тут станешь романтиком! — Лайтио засмеялся, я не поняла чему. — Чем вызвана такая честь?

— Дело в трупе.

— Какой труп? Где?

— Не стану рассказывать по телефону. Тебя наверняка прослушивают. Мы можем встретиться?

— Фига с два меня прослушивают! Это было бы нарушением закона о полицейских. У тебя явная мания преследования, не сходить ли тебе к психиатру?

— Лучше я к тебе зайду. Мы можем встретиться на Урхейлукату?

— От тебя ведь не отделаешься, если ты что-то решишь. — Лайтио вздохнул. Я могла бы сказать о нем то же самое. Послышался щелчок зажигалки. — Посмотрим… Приходи в половине второго. К этому времени Рютконен уже, наверное, улетучится.

Я не стала спрашивать, кто такой Рютконен, какое мне дело? Лайтио глубоко затянулся, и я почти почувствовала запах сигарного дыма. По слухам, сотрудникам полиции предлагались курсы по избавлению от табачной зависимости, даже услуги гипнотизера, но Лайтио махнул на них рукой. Курение было не его проблемой, а проблемой окружающих. Не сомневаюсь, что сказал бы Майк Вирту о позиции Лайтио, особенно поскольку речь шла о блюстителе закона: «Помните, охраннику на задании следует отстраниться от собственных потребностей. Нет ни усталости, ни жажды, ни полного мочевого пузыря. Вы сумеете забыть обо всем этом, только как следует упражняясь в достижении концентрации». В учебную программу академии также входили уроки умения успокоиться и медитации, которые поначалу многие из нас находили странными. По-моему, медитация сродни поездкам с дядей Яри на зимнюю рыбалку, где мы проводили в безмолвии многие часы, или чуткому сну Фриды, от которого она пробуждалась в мгновение ока, если чуяла что-то тревожное. Поэтому уроки по избавлению сознания от ненужных мыслей, в сущности, мне давались легко.