Читать книгу "По ту сторону фронта - Георгий Брянцев"

Когда страсти немного успокоились, спор утих и все уже собирались ложиться спать, кто-то за дверями попросил разрешения войти.

— Можно! — громко сказал Зарубин.

Вошел Рузметов. Он был в шинели, накинутой на плечи.

Пушкарев вопросительно уставился на позднего гостя.

— Я по делу зашел, — пояснил Рузметов. — Советую поговорить насчет типографии с командиром отделения Багровым.

Все насторожились.

— Вот тебе новое дело! — рассмеялся капитан Зарубин. — Оказывается, Багров не только подрывник, связист, разведчик, но еще и печатник. Он у тебя, Рузметов, просто феномен какой-то!

— Никак нет, товарищ капитан, — спокойно возразил Рузметов. — Он не печатник, но думаю, что поговорить с ним надо.

— Давай! Веди его сюда! Сейчас же веди! — вскочив с топчана, загорячился Пушкарев. — Сам буду говорить с ним, а вы не мешайте.

Колючие глаза его заблестели из-под косматых бровей, он забегал по землянке, и в ней сразу стало как-то тесно.

Рузметов привел Багрова. Тот козырнул и поздоровался.

— Садись и рассказывай, чем можешь помочь, — предложил Пушкарев. Он уселся рядом с Багровым и положил свою руку на его колено.

Багров сообщил, что сам он в типографском деле ничего не смыслит, но в городе живет его тесть, около пятидесяти лет проработавший в типографиях Минска, Смоленска, Брянска. Старик ушел на пенсию в сороковом году из-за ревматизма.

— Он большой специалист, честный человек и может быть полезен в нашем деле, — закончил Багров.

— Сколько же ему лет? — недоверчиво спросил Зарубин.

— Да, пожалуй, около семидесяти.

Зарубин свистнул и лег на топчан, закинув руки за голову.

— Но он дело свое хорошо знает. Настоящий профессор, — добавил Багров.

Пушкарев косо взглянул на Зарубина, некстати вмешавшегося в разговор, и обратился к Багрову:

— Где он живет?

— Живет все время в рабочем поселке, в своем домишке. Куда ему деваться?

Багров вызвался пробраться в город, повидаться и переговорить со стариком.

— Ну, ладно, иди отдыхай, а мы посоветуемся, — сказал Пушкарев, отпуская Багрова.

Поднялся спор: связывать ли Багрова с Беляком или поручить ему самому вести переговоры с тестем? Зарубин возражал против вовлечения в это дело Беляка. Остальные считали, что связать их необходимо. Так и решили.

— Ты не прав, товарищ Зарубин, — сказал Пушкарев, укладываясь на топчан. — Я верю Багрову и считаю, что он нас не подведет. Письмо к Беляку я напишу сам.

— Ладно, посмотрим, — буркнул Зарубин и повернулся лицом к стене.

5

Только в конце января при содействии Беляка удалось организовать поездку Багрова в город. Багров направился в деревню Гряды и недалеко от нее встретился с Беляком. Тот приехал в деревню по делам управы и привез Багрову документы, с которыми можно было появиться в городе.

Багров, со своей стороны, передал ему письмо Пушкарева, в котором тот просил Беляка познакомиться и переговорить с тестем Багрова, проверить его и обо всем подробно уведомить бюро окружкома.

В город они въехали часа в четыре дня на одной подводе, как «попутчики». Беляк показал Багрову свою квартиру и отпустил его, договорившись встретиться вечером.

Часам к восьми за столом у Беляка собрались Багров, Найденов и Микулич. На случай, если появится непрошенный гость, на столе перед ними лежали карты и стояла тарелочка с деньгами.

— Твой тесть — местный? — спросил Беляк.

— Нет, он родом из-под Орла — из города Кромы. Но в наших краях уже давно живет.

— Как его звать?

— Михаил Павлович Кудрин.

— Кудрин? — переспросил Найденов.

Выяснилось, что Найденов хорошо знает тестя Багрова. Они около трех лет работали вместе в типографии, в Минске.

— Как же, как же, знаю! — сказал Найденов. — Стоящий у тебя тесть. Хороший человек и большой знаток дела. Давненько я его не видел. Сыны-то где у него?

Багров рассказал, что оба сына старика находятся на той стороне, за фронтом, и Кудрин живет вдвоем с женой.

Выяснилось также, что домишко Кудрина находится совсем недалеко от квартиры Беляка.

— А придет он сюда, если позовешь? — спросил Беляк.

— Придет, — заверил Багров. — Он меня уважает. Да и предупредил я его: сказал, что предстоит серьезный разговор.

— Ну и перепугал старика, — ворчливо заметил Микулич.

— Он не из пугливых, — бросил Багров.

— Правильно, — подтвердил Найденов, — в пятом году в каталажке насиделся. Видел старик виды. Его на испуг не возьмешь.

— Ну, а ты кто же будешь, как сроднился с Куприным, как попал в партизаны? — поинтересовался Беляк. — Расскажи-ка.

Пришлось Багрову, уже в который раз за последние три месяца, рассказывать подробно о себе. Тяжело было обо всем этом говорить, но нужно. Багров понимал, что он имеет дело с честными и суровыми людьми, которые ежедневно, ежечасно ставят свою жизнь на карту. Тут недомолвок быть не должно. Тут надо было выложить все без утайки, начистоту. Эти люди, прежде чем действовать сообща с ним, должны знать его и верить ему.

— Хвалиться мне нечем. Проштрафился я перед советской властью и перед всеми, — тяжело вздохнув, начал Багров и опустил голову. — На фронт я не гож оказался, не взяли меня. Хоть и силы у меня во! — И он сжал кулаки. Его могучая грудь, широкие плечи и большие, сильные, немного неуклюжие руки свидетельствовали о долгих годах физического труда. — Да и лета не вышли, еще не стар. Но грыжа меня измучила. Три раза резали. Я всю жизнь бревна грузил в лесхозе да на лесозаводе — там и нажил грыжу. Ну вот и послали вместо фронта окопы рыть под Брянск, а я оттуда и удрал. Дезертировал. Сбил меня с пути один сволочной тип. Попадись он мне сейчас, вывернул бы я его наизнанку… Ну, да и сам я оказался с червоточинкой…

История Багрова была такова. В Брянске он узнал, что немцы подходят к его родным местам. Произошло это в момент посадки в поезд, шедший на станцию Унечу. На Унече люди должны были выгрузиться и начать земляные работы. В вагоне подсел к Багрову малоприметный пожилой человек в поношенной фетровой шляпе, с большой шишкой ниже левого уха. Познакомились, разговорились. Сосед рассказал, что немцы распускают колхозы в захваченных ими районах.

— И могу заверить вас, — шептал он захлебываясь, — что не пропадем и без колхозов.

Они сидели на нижних местах. Окна были замаскированы, и в переполненном вагоне стояла духота. Резкие запахи человеческого пота и табачного дыма стойко держались в воздухе. Единственная свеча, тускло освещавшая вагон, догорела, потрещала немного и погасла. Стало темно.