Читать книгу "Расчет пулей - Фридрих Незнанский"

— А ты что? Бегаешь и смотришь? — спросил Турецкий.

— Я не бегаю! — вскричал обиженно Викулов. — Но мне говорят. Все же видят, что у этого замначглавка все рыло в пуху. Я мог бы назвать десятки примеров взяточничества, которые известны. Заметь! Но все молчат. Хотя знают. У него не только рыло в пуху, но и он сам!

— Пух — это не доказательство, — попробовал шутливым тоном урезонить его Турецкий.

— Вот именно, — согласился вдруг Викулов. — Попробуешь соскрести этот пух, так тебе руки оторвут прямо с мясом. Но у меня е-есть доказательства! Я прямо так и сказал Игнатову.

Несмотря на выпитое, Турецкий почувствовал легкий холодок в груди.

— Когда сказал?

— Сегодня, — Викулов опустил буйную кудлатую голову и присмирел. — У нас был крупный разговор.

Производственную тему удалось перебить только музыкой. Викулов широким жестом позвал танцевать Ирину. Турецкому ничего не оставалось, как пригласить Марину, хотя он знал, что Ирка будет жутко ревновать. В любом случае. Поэтому он старался не приближаться к молодой девушке, а галантно вел ее на расстоянии.

— Хорошо, что я пришла сегодня, — сказала вдруг Марина. — Я все поняла.

Александр Борисович с изумленным видом поднял брови, но ни о чем не спросил.

Глава 12 Последний шанс

Василий Георгиевич был доволен Мариной. В течение следующих дней дочка была спокойна и ласкова. Никаких всплесков эмоций, никаких депрессий. Сессию в Плехановском сдала на отлично. Как только закончились экзамены за четвертый курс, он купил ей путевку в Сочи, о которой договорился заранее. А вышло как будто экспромт, который Марина восприняла с благодарностью. Василий Георгиевич понимал, что, скажи он заранее, когда Марина была в депрессии, последовали бы слезы и отказ. А теперь все вышло как нельзя лучше.

Он, естественно, поехал провожать ее в аэропорт. Был солнечный день, и у Василия Георгиевича щемило сердце, оттого что он провожает такую юную, такую прекрасную дочь в неизвестность. И в то же время понимал, что против этого ничего нельзя поделать. Марине следовало развеяться, может быть, влюбиться чуть-чуть. А что может быть для этого лучше путешествия?

Марина была строга, собранна. Открытое летнее платье в маленький цветочек ей очень шло. С обстоятельностью истинной хозяйки она наставляла отца и просила его запомнить, где какие продукты лежат, какие блюда в холодильнике для него приготовлены. После смерти матери Марина всецело взяла на себя заботу об отце и, по существу, спасла его. Василий Георгиевич никогда не говорил с ней на эту тему, но всегда помнил.

Рейс отложили на два часа, и они смогли погулять вдвоем. Время пролетело незаметно. По просьбе Марины Викулов купил в буфете кофе, булочки, мороженое. И с нежностью глядел, с каким удовольствием дочка это все ела. У него ныло сердце, когда он думал о неудобствах, которые ее поджидают: перелет, устройство в санатории, штормы на море, может быть, дожди. И ухажеры, которым нельзя доверять.

Но люди вокруг были спокойны, самолеты ежеминутно взлетали с гулом и грохотом, и Викулов постарался взять себя в руки, чтобы также свободно и беспечно глядеть по сторонам.

Пока они ждали, подкатила машина прокуратуры, и из нее вышли Грязнов с Турецким. Саша улетал в Петербург в связи с заказным убийством важного чиновника, но Викулов никак не думал, что они здесь встретятся. Это произошло из-за задержки сочинского рейса. Встреча была нежелательной, но Марина оказалась на высоте. Ни тени растерянности, никакого намека на прежнюю влюбленность. Только легкая приветливость светской дамы. Викулову даже показалось, что Турецкий был слегка ошеломлен таким прохладным приемом. И поделом! Викулов торжествовал.

Объявили посадку на сочинский самолет. Регистрация билетов, прощания. Последние слова. И Викулов уже не видел никого — ни Грязнова, ни Турецкого, ни других, только любящие, грустные, слегка растерянные глаза дочери, которой эта разлука тоже давалась нелегко.

Маленький автобус увез ее на летное поле. И Викулов уже не мог различить свою дочь среди темных фигурок людей, поднимающихся по трапу.

Когда самолет взмыл в небо, Викулов стоял у летного поля, держась за чугунные решетки. В голове еще звучали мольбы за дочь. И нелепая мысль-угроза, обращенная к пилоту: «Ну, только попробуй не довезти!»

Под палящим солнцем, нагонявшим головную боль, поглаживая ладонью сжимающееся сердце, Викулов побрел к машине. И не заметил, что два человека, следившие за ним с утра, двинулись в том же направлении. «Волга» начальника НИИ рванула с места, водитель хорошо знал привычки своего шефа. Следом, немного поодаль, легкой тенью метнулась серая «тойота».

Викулов приехал в институт за полчаса до им же самим назначенного совещания. Эти мероприятия он любил. Природа, обделив его многими способностями, дала ему яркий дар. В отличие от очень многих ораторов, теряющихся перед толпой, Викулов как бы обретал силу, заряжался враждебностью скопища людей или же, напротив, скоропалительным непрочным одобрением.

В застольных посиделках он обычно прислушивался к мнению собеседника, но в публичной полемике не желал никого слушать и мог переговорить любого, а значит, склонить общественное мнение в свою сторону. Речи его обычно бывали ярки и убедительны. Правда, в печатном виде они почему-то теряли свою яркость и убедительность. Но это неважно. Нужен был первый эффект. Именно он доставлял удовлетворение. Поэтому Викулов обычно в начале каждого совещания чувствовал знакомый творческий зуд и необыкновенный подъем.

Теперь же, после проводов Марины, ему не хотелось не только выступать, но даже участвовать в совещании. Он знал, что не сможет успокоиться, пока не получит известие, что борт № 78542 благополучно приземлился в Адлере.

Вначале планировалось, что Викулов выступит сам. Но сегодня желания дискутировать совершенно не было. Поручив сделать короткий доклад своему заму Илье Крупнику, Викулов из президиума как сквозь сон слушал перечисление тем, которыми занимались секторы института и научные сотрудники. Естественно, доктор юридических наук Крупник в докладе привел цифры судебной статистики. А они свидетельствовали о росте организованной преступности. Убийств и ограблений только по одной Москве стало на тысячу больше по сравнению с тем же периодом прошлого года. Похищали людей. Количество изнасилований, драк, тяжких телесных повреждений непрерывно росло. Крупные банды контролировали рынки и мелкий бизнес. О крупном бизнесе была особая речь. Его решили пока не касаться. Как и в прошлый раз. Все эти цифры должны быть подвергнуты анализу докторами и кандидатами юридических наук, сотрудниками НИИ криминологии.

Со своего председательского кресла Викулов равнодушно оглядывал ведущих научных сотрудников института и приглашенных, в том числе ответственных министерских деятелей. И думал, что вот в зале сидят умные головы, около сотни умных, знающих людей, которые положили жизнь или полжизни на изучение причин преступности и мер борьбы с нею. А воз и ныне там. Даже хуже с каждым годом становится. Вон цифры, которые зачитывает хилый изможденный доктор Крупник. Они просто угрожающие. Однако никто не удивляется. Если бы, говорил себе Викулов, в зале не осталось ни одного равнодушного, может, дело и двинулось бы. А так три миллиона преступлений в год, сотни тысяч преступников, сотни тысяч заключенных, содержащихся в нечеловеческих условиях. А в Швеции, немаленькая страна, сидит в комфортабельной тюрьме всего сорок человек. Фантастика! Вот откуда здоровый дух в стране. А у нас… Цифры разбухают и разбухают. Число заключенных все увеличивается. А об условиях в тюрьмах и говорить нечего. Стыдоба!