Читать книгу "Путешественница. Книга 1. Лабиринты судьбы - Диана Гэблдон"

Выстрел оказался метким — стрела вонзилась под лопатку и, к счастью для Джейми, сомневавшегося в том, что у него хватило бы сил догнать раненое животное, свалила оленя на месте. Он рухнул на поляну, неуклюже вытянув ноги, как это бывает с умирающими копытными. Лунный свет отразился в стекленеющих глазах, замаскировав темное таинство умирания ни о чем не говорившим серебром.

Вытащив из–за пояса кинжал и опустившись на колени рядом с добычей, Джейми торопливо произнес слова молитвы, которой его научил старый Джон Муррей, отец Айена. Отец самого Джейми, впервые услышав эти слова из его уст, поморщился, из чего Джейми заключил, что данная молитва, скорее всего, адресована не тому богу, к которому они обращались по воскресеньям в церкви. Но отец так ничего и не сказал. Сам же он в тот первый раз отбарабанил ее, почти не слыша себя, в нервном возбуждении, ощущая на своей руке руку старого Джона, придававшую ему твердости в тот миг, когда он впервые в жизни вонзил нож в звериную шкуру и рассек плоть, от которой поднимался пар.

Теперь, уже набравшись опыта, он одной рукой решительно поднял вверх липкую морду, а другой перерезал оленю горло. Из–под ножа ударил горячий фонтан крови, которая после двух или трех судорожных толчков полилась равномерным потоком.

В других обстоятельствах по здравом размышлении он, наверное, не стал бы этого делать, но голод, головокружение, свежесть холодной ночи и опьянение охотничьего азарта к раздумьям не располагали. Он сложил ладони чашечкой, подставил под вытекавший из рассеченного горла поток и поднес густую, испускающую пар, черневшую в лунном свете жидкость к губам.

С ощущением, будто он не просто пьет кровь, а поглощает саму суть добычи, Джейми втянул в себя солоноватую, с легким привкусом серебра субстанцию, жар которой казался ему его собственным. Кровь не ощущалась горячей, он вообще воспринял только ее вкус, кружащий голову металлический запах, и лишь потом его изголодавшийся желудок сжался в комок и отозвался на эту замену еды громким бурчанием.

Он закрыл глаза, отдышался и через некоторое время вновь начал воспринимать витавшую между ним и остывающей тушей стылую сырость. Джейми сглотнул, провел по лицу тыльной стороной ладони, вытер окровавленные руки о траву и принялся за дело.

Ему пришлось приложить усилие, чтобы переместить в правильное положение обмякшую, отяжелевшую тушу, после чего последовал «гэллох» — сочетающий силу и точный расчет горский охотничий удар, продольно рассекший шкуру в области брюха, но не затрагивающий пузырь с потрохами. Опять же с усилием он запустил руки прямо в горячую плоть и рывком вытащил поблескивающий, как и его руки, в свете луны мешок с внутренностями наружу. Два точных надреза выше и ниже позволили отделить потроха от туши, завершив черное таинство превращения живого зверя в мясо.

Олень, хоть и обладал высокими, заметными издалека рогами, сам был невелик, и Джейми прикинул, что сможет унести тушу самостоятельно, не отправляясь за помощью, а стало быть, не оставляя добычу на сомнительную милость лис и барсуков. Он забросил тушу на спину, кряхтя от усилия, поднялся на ноги и повел плечами, пристраивая ношу поудобнее.

Медленно, неуклюже он направился вниз по склону — вместе с ним в свете луны скользила причудливая горбатая тень. Рога оленя подпрыгивали над его плечом, и в профиль тень казалась тенью некоего рогатого существа, что заставило его непроизвольно поежиться. Вспомнились легенды о ведьмовских шабашах, где говорилось о явлении Рогатого, пившего приносимую ему в жертву козлиную или петушиную кровь.

Джейми чувствовал, что он слегка не в себе, что поддается неодолимой бездумности. Все чаще и чаще он ощущал раздвоение, распад собственной личности на две, дневную и ночную. Днем он руководствовался исключительно рассудком, дисциплинируя свои мысли с помощью медитации и ища укрытия от отчаяния реальности на страницах книг. Но с восходом луны, когда он, как зверь из логовища, выходил на свежий воздух и рыскал под звездами по темным склонам холмов, когда голод и магический лунный свет пробуждали в нем кровожадный инстинкт охотника, рассудок и логика уступали место чувствам.

Джейми шагал, глядя себе под ноги, благо его ночное зрение обострилось настолько, что он почти не рисковал споткнуться. Обмякшая туша, тершаяся шерстью о его загривок, уже остывала, как, впрочем (словно он отчасти разделял участь с добычей), охлаждалось на ветру и его собственное потное, разгоряченное тело.

И только когда впереди показались огни Лаллиброха, Джейми снова почувствовал, как его ночная и дневная суть, рассудочное и эмоциональное начало вновь сливаются воедино. Ведь он шел домой с добычей, чтобы накормить свою семью.

Глава 5

НАМ ДАРОВАНО ДИТЯ

Прошло три недели, а Айен все не возвращался — о нем вообще не было никаких вестей. Вдобавок и Фергюс несколько дней не наведывался в пещеру, оставляя Джейми в мучительной тревоге относительно того, как обстоят дела дома. Помимо всего прочего, от подстреленного им оленя с учетом всех лишних ртов, которые приходилось кормить, давно уже ничего не осталось, а огород в это время года выручал слабо.

В конце концов его беспокойство возросло настолько, что он принял решение, невзирая на риск, после вечерней проверки силков спуститься с холмов и наведаться домой. Как всегда в таких случаях, он надел свой серо–коричневый колпак из грубой шерсти, надежно прикрывший готовые предательски засветиться в лучах предзакатного солнца ярко–рыжие волосы. Разумеется, его рост и стать, наткнись он на патруль, могли бы вызвать подозрение, но Джейми был уверен в своей способности первым заметить опасность, в быстроте ног и знании местности. По части умения улепетывать да заметать следы в вересковой пустоши с ним не мог бы потягаться и заяц.

По приближении к усадьбе его поразила тишина, странная для дома, где полным–полно ребятни: пять отпрысков Дженни и шесть детишек арендаторов, не говоря о Фергюсе и Рэбби Макнабе, которые, хоть и считали себя взрослыми, зачастую гонялись друг за другом по конюшням, визжа, как дьяволята.

Войдя через заднюю дверь и остановившись перед кухней, Джейми прислушался — дом настораживал непривычным ощущением пустоты. Он находился в хозяйственном коридоре, дверь по одну сторону вела в кладовку для провизии, а по другую — в буфетную и кухню. Несколько мгновений он стоял как вкопанный, впитывая и осмысливая запахи и едва слышные звуки. Нет, дом не был пуст. Об этом свидетельствовали приглушенные шумы, доносившиеся из–за закрытой, обитой тканью кухонной двери, — ритмичные скребки и позвякивание.

То были успокаивающие, домашние звуки, и Джейми с опаской решился–таки приоткрыть дверь.

Его сестра Дженни, одна, если не считать младенца в ее чреве, стояла у стола, помешивая что–то в желтой миске.

— Что ты здесь делаешь? А где миссис Крук?

— Джейми! — воскликнула беременная женщина, побледнев и выронив ложку. — Господи, — она прижала руку к груди и закрыла глаза, — ты напугал меня до смерти.

Ее глаза, такие же темно–голубые, как у него, снова открылись, и она вперила в брата вопрошающий взгляд.