Читать книгу "Константинополь и Проливы. Борьба Российской империи за столицу Турции, владение Босфором и Дарданеллами в Первой мировой войне. Том II - Евгений Александрович Адамов"

частности от нападения Болгарии, так и о защите «прав эллинизма» (см. памятную записку Драгумиса от 14/1 марта).

В Петрограде отнеслись к кабинету Гунариса с полным недоверием, усиленным, между прочим, и дополнительными данными о враждебном отношении его к русским притязаниям на Константинополь[99]: упорство в этом отношении Греции заставляло предполагать, что она рассчитывает не столько на свои силы, сколько на сильную поддержку извне. Недаром новый министр иностранных дел Греции Зографос в первой же беседе с Демидовым (13 марта ⁄ 28 февраля), будто бы «сначала несколько озадаченный» указанием Демидова на исключительность русского положения в Константинополе и Проливах, спросил Демидова, «убежден ли я (Демидов) в сочувствии Англии нашему беспредельному господству в Константинополе и над Проливами и не предвидится ли по этому поводу затруднений со стороны Италии, Румынии и др. государств», а в связи с этим снова возбудил вопрос: «разрешено ли было бы греческим войскам при случае вступить с союзниками в Константинополе?»[100]

Отсюда становится понятной бдительность, с которой следили в России за судьбою островов, расположенных около западного входа в Дарданеллы. Занятие Лемноса англичанами, совершившееся при содействии Венизелоса, уже отдавало в их руки этот остров с прекрасной Мудросской бухтой, но против этого было трудно возражать, хотя бы ввиду важности Лемноса для всей дарданелльской операции (см. телеграмму Демидова от 14/1 марта). Иначе обстояло дело с намерением греческого правительства либо просто объявить об аннексии Имброса и Тенедоса, а также Кастеллорицо и Северного Эпира, — стратегическая важность двух первых из которых была признана еще до войны русскими морскими и военными авторитетами[101] (о таких намерениях сообщал Демидов в телеграмме от 29/16 марта, что тотчас вызвало категорический протест Сазонова 31/18 марта), либо добиться той же цели путем издания декрета об участии в выборах в новую палату депутатов (предшествующая была распущена в связи с отставкой Венизелоса) жителей названных территорий, что, по справедливому мнению представителей держав Антанты, заявленному ими греческому правительству, уже само по себе решит вопрос об аннексии (см. памятную записку французского посольства Сазонову от 3 апреля/ 21 марта). В результате повторных настояний трех представителей (см. телеграмму Демидова от 9 апреля ⁄ 27 марта и Сазонова от 20/7 апреля) греческому правительству пришлось в конце концов пойти на формальные уступки, тем более что на этот раз греческие притязания уже потому не могли встретить сочувствия и в Англии, что аннексия Северного Эпира должна была вызвать неудовольствие Италии, присоединение которой к Антанте представляло больший интерес, чем отношение к ней Греции (см. телеграмму Демидова от 14/1 апреля)[102].

А между тем события в Дарданеллах приняли такой оборот, что вопрос об участии в них Греции снова приобретал для Англии усиленное значение.

9. Неудача у Дарданелл 18/5 марта. Возобновление переговоров с Грецией

После ряда, казалось, многообещавших бомбардировок внешних, а затем и внутренних фортов — первые относятся к периоду времени от 25/12 февраля до 2 марта ⁄ 17 февраля, вторые — ко времени от 2 марта /17 февраля до 12 марта ⁄ 27 февраля — силами союзного англо-французского флота Китченер наконец (уже после отставки Венизелоса) согласился во время заседания Военного совета от 10 марта отправить 29-ю дивизию и другие войска для поддержки операции и принял 12 марта под свое начальство также и морской дивизион, а стало быть, и общую ответственность за сухопутные операции, непосредственное руководство которыми вручалось генералу Гамильтону[103]. Вслед за тем 18/5 марта состоялась долгожданная попытка форсировать линию внутренних фортов силами флота и кончилась неудачей при довольно тяжелых для флота потерях. После этого операции были фактически приостановлены до 25/12 апреля, когда совершилась, при очень тяжелых потерях и с недостаточными силами, высадка английских войск на южной и юго-западной оконечности Галлиполийского полуострова, не давшая серьезных результатов и скоро приведшая и здесь к переходу противников к позиционной войне[104].

Вскоре после того, как выяснились последствия неудачи 18/5 марта[105], английское правительство вернулось к мысли об обеспечении участия Греции в операции и произвело давление на Сазонова, дабы заставить его отказаться от непримиримой позиции, занятой им в начале марта до формального признания Англией и Францией русских притязаний. В связи с этим 4 апреля ⁄ 22 марта Сазонов известил Демидова, что «великобританское правительство придает большое значение помощи греческого флота в прорыве через Дарданеллы» и что он «считает необходимым идти навстречу желанию нашего союзника», а потому поручает Демидову сообщить Гунарису, сославшись на заявление греческого кабинета о его желании продолжать политику Венизелоса, что, очевидно, было признано удобным истолковать как «спонтанное» заявление Греции о желании примкнуть к Антанте, «что и союзники, со своей стороны, по-прежнему готовы предоставить Греции за ее участие в войне с Турцией земельные приращения в Айдинском вилайете», то есть в смирнской области. Заявление, которое должно было быть сделано совместно представителями держав Антанты, по одобрению Сазоновым редакции его, предложенной Англией и Францией (см. телеграмму Сазонова Демидову от 8 апреля ⁄ 26 марта), было сделано лишь 12 апреля ⁄ 30 марта.

Сущность его, как при данных условиях и следовало ожидать, была настолько неопределенна, что не могла произвести желательного Англии впечатления. Она сводилась к самым общим указаниям на территориальные приобретения в Смирне и части ее хинтерланда, да и то при непременном условии немедленного вступления Греции в войну (см. телеграмму Демидова от 12 апреля ⁄ 30 марта), то есть к предложению, уже отвергнутому ввиду его неопределенности даже Венизелосом, — характерный признак беспомощности дипломатической «работы» держав Антанты на Ближнем Востоке, обусловленной внутренним расхождением их интересов.

На что рассчитывал английский кабинет, повторяя такое предложение после выяснившейся окончательно коллизии греческих и русских намерений, да притом при ухудшившемся положении в Дарданеллах, сказать трудно. Во всяком случае, неудивительно, что новые, довольно продолжительные, переговоры, в которых принял участие бывший верховный комиссар Крита принц Георгий Греческий, не привели и на этот раз ни к какому результату.

Еще до вручения Гунарису заявления Антанты Демидов уже мог, ссылаясь на осведомленные источники, сообщить Сазонову, что греческое правительство готово встать на сторону Антанты и даже будто бы взять на себя инициативу в этом деле «при весьма определенных условиях, среди коих, по всей вероятности, поставлены будут требования допущения греческой дивизии, а быть может, лишь представителей греческой армии, совместно с союзниками, в Константинополь, а также твердых гарантий и компенсаций» (телеграмма от 9 апреля ⁄ 27 марта).

Ответ, данный Гунарисом Демидову и его коллегам 14/1 апреля и изложенный