Читать книгу "Только женщины - Джон Девис Бересфорд"

вас, но не можете ли вы мне объяснить — как вы думаете, может быть, этот поезд почему-нибудь вычеркнут из расписания?

— Как так: вычеркнут? — словно обиделся начальник станции. — Почему вычеркнут? Он просто немножко запоздал.

Гэрней улыбнулся. — На два часа, и даже больше — вы это называете: «немножко».

— Да что же я-то тут могу поделать? Вам придется потерпеть..

— А из Плимута вы все еще не получали извещения о выходе поезда? — настаивал Гэрней, не обращая внимания на неудовольствие начальника.

— Нет, не получал; должно быть, оборваны провода. Мы делали запрос, но ответа не добились. Извините, у меня работа…

Гэрней вернулся на нижнюю платформу и присоединился к группе пассажиров, в которой был и говоривший с ним несколько минут тому назад.

Закат догорел; за высокой железнодорожной насыпью всходил бледный молодой месяц. Станционный сторож зажег фонари на перроне, но они еще не горели полным светом.

— Начальник станции говорит, что телеграф не действует — должно быть, провода испортились, — сообщил Гэрней, обращаясь ко всей группе пассажиров: — они не могут добиться ответа.

— Наверно, провода оборваны.

— Или машинист заболел чумой.

— Ну, машиниста можно было взять другого.

— Да, если б было где взять.

— Однако, этак и сюда могут занести чуму.

А почему же нет? Эта страшная мысль тисками сжала сердце Гэрнея. Далекая столица вдруг показалась страшно близкой. Ведь от Паддингона до Лискерда всего шесть-семь часов, езды. Каждую минуту лондонский поезд может прибыть, неся с собой беспощадную заразу. Чего он дожидается? Возле вокзала есть гостиница. Может быть, там найдется экипаж.

— Бухта Константина? Где это? — удивился хозяин гостиницы.

— Возле Сен-Меррина, неподалеку от Падстоу.

— Падстоу? Ехать в Падстоу — ночью — этакую даль? Да что же вы на поезд-то не сядете?

Гэрней пожал плечами.

— Поезд, по-видимому, не придет.

— Ну, плохо дело. Это, наверное, чума. — Содержатель гостиницы, видимо, относился к делу философски, но дать лошадей отказался наотрез.

Гэрней вышел на улицу. Кучка ожидающих на перроне как будто уменьшилась, но уже так стемнело, что трудно было рассмотреть.

— Надо взять себя в руки, — наставительно говорил себе Гэрней. — Помни, спешить нельзя.

По крутому скату к нему бежал человек, и Гэрней, не спеша, пошел ему навстречу. Это был тот самый человек, с которым он давеча разговаривал на платформе.

— Есть что-нибудь новое? — спросил Гэрней.

— Да, получено известие окольным путем, через Сальташ. Так и есть. Везде чума. Они сами не знают, когда ждать следующего поезда…

* * *

Дни вырастали в недели, а поезда все не ходили: Торговля стала; цены на съестные припасы все росли. Рыба имелась на рынке, но не в изобилии, и внутренние города, как Труро и Добин, организовали постоянное моторное сообщение с прибрежными селениями, с целью скупки рыбы прямо на месте, у рыбаков. Но через неделю пришлось обратиться к услугам лошадей, за отсутствием бензина.

А через три недели вошла в обычай система обмена, по крайней мере, между фермерами и рыбаками Корнуэльса. Люди убедились в бесполезности золота, серебра и меди, как знаков обмена, и просто обменивали одни продукты на другие, например, яйца на рыбу. Корнуэльс, может быть, и мог бы прожить таким образом, своими средствами, так как голод и лишения быстро уменьшали его и без того небольшое население, но, в конце концов, чума была занесена и сюда, — пароходом, посланным за рыбой из Кардифа…

ОБРАТНАЯ ЭВОЛЮЦИЯ ДЖОРДЖА ГОСЛИНГА

Распространение новой чумной эпидемии в Лондоне и, вообще, на земном шаре, и ранних стадиях, сопровождалось приблизительно теми же явлениями, какие наблюдались во время чумы 1665 года. Запертые дома, опустелые улицы, ямы, куда трупы сваливались, как попало, развитие всякого рода эксцессов, различные проявления страха, стойкости и мужества — все это свидетельствовало о том, что человечество, в среднем, очень мало изменилось, в сравнении с семнадцатым веком. Разница всего заметней сказывалась в том, что население Лондона чрезвычайно быстро обнищало и начало голодать. Даже еще до того, как чума достигла Англии, недостаток съестных припасов уже давал себя чувствовать с такою силой, которая наглядно подтверждала правдивость заявления великого экономиста, что Англии не просуществовать и трех месяцев при закрытых дверях.

С появлением же чумы Лондон остался при собственных ресурсах, очень скудных. Огромный город, производивший лишь предметы роскоши, ничего не прибавляя к тем существенным материалам, которыми держится жизнь, мгновенно очутился в положении Парижа зимой 1870–1871 года, с той только разницей, что население Лондона быстро убывало вследствие эмиграции и ещё больше — вследствие чумы. И, тем не менее, еще значительная часть этого населения со слепым упорством цеплялась за единственную жизнь, какой оно умело жить.

Taк, например, Джордж Гослинг, во многих отношениях, поставленный в более благоприятные условия, чем обыкновенный обыватель, упорно не покидал своего дома в Вистерии-Гров, пока его не выжило оттуда отсутствие воды.

* * *

— Ну, что ж, поезжай в деревню размышлять быстротой — Гослинг нарушил один из великих законов, которые он до тех пор неуклонно соблюдал. Конторы и склады его хозяев в Барбикане были заперты (временно, как предполагалось) и сами хозяева уехали неведомо куда. Но у Гослинга были свои ключи от всех складов и, когда семья его начала голодать, он решил съездить в Сити и заимообразно (он усиленно подчеркивал это слово) запастись кое-какими необходимыми для жизни припасами в складах своей фирмы.

Он сговорился с приятелем, тоже церковным старостой церкви Св. Евангелиста Иоанна, торговцем углем, у которого, следовательно, были в распоряжении лошади и фургоны.

Они сговорились обо всех деталях. Это был еще один пример возрождения старых методов обмена. Взамен лошади и фургона Гослинг предоставлял в распоряжение приятеля свои возможности и знания. По причинам, вполне понятным, третьих лиц они в свой план не посвящали, и Буст, торговец углем, правил сам одним фургоном, а Гослинг другим, вернее, шел впереди него, так как после первой попытки править, он решил, что безопаснее будет вести лошадь под уздцы, чем идти за ней, вблизи ее копыт.

Набег произвели вполне успешно.