Читать книгу "Бармалей и Снегурочка - Геннадий Тарасов"

уже начинала терять терпение.

– А скажите, до этих Митькино и Тютькино далеко? Сколько километров?

– В Тютькино не заезжает, от остановки еще километра полтора идти. А Митькино конечная. Километров десять от нас, не больше.

– Еще скажите, дорогу от снега расчистили?

– Конечно, мил человек! Автобус как, по-вашему, ходить должен?

– Спасибо!

Окошко неожиданно раскрылось шире обычного, и в нем сверкнул любопытствующий глаз кассирши.

– Счастливого пути! – пожелала она назойливому клиенту, прежде чем окошко захлопнулось окончательно.

Вот, она поняла, подумал Бармалей. Но она сомневается. А мы ей, и прочим разным, докажем, что нас недооценивать нельзя.

С этими мыслями он вернулся к трамвайчику, успев забраться в него перед самым отправлением. Думая о чем-то и сосредоточенно глядя в заиндевевшее окно, будто проницая его взглядом, он проехал в обратном направлении несколько остановок. Если точно – сошел на четвертой. Там он сразу свернул за угол и, пройдя совсем немного, оказался перед длинным приземистым зданием с большими воротами, выходившими на улицу. На большой вывеске красными буквами – АВТОМАСТЕРСКАЯ. Потянув утепленную дверь, устроенную в одной из воротин, он вошел.

Еще перед крайней поездкой с группой, он загнал сюда машину на обслуживание, да чтобы заодно и переобули ее на зимнюю резину. Старенькая дедова «Волга», которую Василий Павлович отдал внуку в вечное пользование, требовала заботы и ухода. И Бармалей старался все, что нужно, ей обеспечивать. По идее, машина должна была быть готова, на ходу, и он надеялся смотаться на ней в Митькино. А, если придется, то и в Тютькино.

Интересно, что в этой мастерской какое-то время проработал механиком Аркаша Насос. Собственно, отсюда он и вынес свое прозвище, превратив его впоследствии в сценический псевдоним. А что, нормальный ход. Так вот, по Аркашиной протекции вся группа обслуживала и ремонтировала свои авто здесь, а механики все поголовно являлись их фанатами. Борис надеялся, что про его уход из группы еще не прослышали, а то ненужных разговоров не избежать. Только, он в чем виноват? Может, в чем-то и виноват, но все же инициатива исходила не от него.

И правда, автомобиль его оказался в полной боевой готовности, ждал хозяина, персонал встретил Бармалея, как обычно, восторженно, так что через полчаса он уже гнал по северной трассе на Митькино. Перед выездом из города, правда, еще заехал заправиться.

Машина стремительно неслась на север сквозь заснеженную, морозную страну. Колеса пели монотонную песню, цепляясь шипами с шипами за снежный наст. Зимняя резина хорошо держала дорогу, так что Бармалей, пребывавший поначалу в небольшом напряжении, понемногу успокоился и расслабился. Солнце с утра вовсю светило с ясного неба, от щедрот заливая окрестные равнины сиянием. Хвойные в основном леса, зеленой линией тянувшиеся поодаль, постепенно подобрались к самой дороге и, вот уже, выставили караул вдоль обочин. Ели-гренадеры да сосны-великаны, все в белых пушистых полушубках.

На душе у Бармалея было на удивление светло и тихо, ни грусти, ни печали по поводу принесённого Насосом известия он не испытывал. Впрочем, и радости никакой тоже. Да и с чего бы? Что произошло, то уже произошло, переживать по этому поводу глупо. Жизнь предложит другие варианты развития, и как-то все наладится. Не так, так эдак. Еще не известно, кто в итоге выиграет, а кто проиграет. Надо просто немного подождать. И, да, потерпеть. В его случае это будет не так уж сложно. Ему точно есть чем заняться, одна Марфа чего стоит.

Марфа... Марфа, это загадка. Загадку надо отгадать.

Он включил радио, и тут же в салон ворвался собственный его голос. Крутили последнюю запись группы, песня вошла в горячую ротацию на самом популярной в городе радиостанции. И что им не нравится? – подумал он, все-таки, зло. Отличная же песня! Народ в восторге. Потянулся, чтобы выключить трансляцию, но передумал. Пусть! – решил. А кто не хочет, тот не слушает!

Дальше до самого Митькино Бармалей, как ему казалось, ни о чем не думал. Только смотрел на дорогу и управлял стремительным полетом своей ласточки. Говорят, чтобы оценить ситуацию правильно, надо перестать о ней думать. Выбросить из головы. Напрочь! Вообще все мысли заморозить. Сделать разум пустым и холодным. И тогда, через какое-то время, нужное и правильное решение придет само. Снизойдет, как озарение.

Может, и так, только ему никаких светлых решений в награду за ничегонедуманье не пришло. А, да. По дороге он видел забитый снегом поворот на Тютькино. Но всего лишь отметил, где он находится, сработал бесстрастным видеорегистратором, решив не отвлекаться и ехать прямиком в Митькино.

Прямиком в Митькино, это, как выяснилось, не фигура речи. Дорога после развилки действительно лежала прямая, как натянутый канат. Видимо, проложили ее уже в новейшее время, а не в доисторическое, когда следование от пункта до пункта, от города до города подчинялось иной, не механической логике. Бармалей еще подумал, что остатки той, изначальной дороги, или тракта, до сих пор петляют по округе. Правда, до весны они все равно будут скрыты под снегом, так что и думать об этом бессмысленно.

Не успел он чуть отвлечься на сторонние размышления, как дорога незаметно переросла в деревенскую улицу, такую же прямую, и столь же заполненную снегом, как и все пространство вокруг нее. Бармалей прокатился до центра села, и там остановился возле голубого забора, за которым возлежало, распластавшись, довольно большое общественное здание – длинный ряд окон в белых наличниках по фасаду. Часто используемое здание, заметил Бармалей по тому, что от дороги до калитки и далее до крыльца в снегу была пробита и нахожена широкая тропа. На крыльце дверь, на двери замок, над дверью вывеска «КЛУБ». Еще на двери виднелось бумажное объявление, ветер трепал его углы, но что там за текст сохранялся, конечно, издали было не разобрать.

– Так! – сказал Бармалей. – И куда теперь?

Не заглушая мотора и не выходя из машины, он принялся осматриваться.

Село Митькино имело три полноценных улицы, которые сходились в центре, образуя что-то вроде площади, на которой сосредоточились другие общественные здания – продмаг, почта и, очевидно, правление. И еще беленая по традиции известкой кирпичная остановка торчала из сугроба там, где городской автобус делает разворот. Чуть поодаль от площади, но близко к ней, каждая улица приняла на себя дополнительную нагрузку. Вот эта – клуб, та, что слева – церковь с совершенно такой же голубизны, что и забор, маковками, а с другой стороны, по всей видимости, находилось деревенское кафе.

По домам ходить,