Читать книгу "Мне всегда будет 44 - Ляйсан Юнусова"

Глава 18. После. 1998

Мир цифр рухнул в одночасье. Его обрушил дефолт. Деньги внезапно потеряли свою цену и ценность. Страна впала в панику. народ стоит в очередях к обменникам валюты и в банки. Кто имел какие-то сбережения, все потеряли. Те, кому было нечего терять, просто растерялись. Те, у кого были незакрытые кредиты, выиграли теперь они могли в один день оплатить свои крупные долги, превратившиеся в смешные мизерные суммы. И все перевернулось с ног на голову – богатые превратились в бедных, бедные – в людей без долгов, но и без финансовых запасов, которые помогли бы пережить кризис. Конечно, проиграли не все. У кого-то были сбережения в долларах, и из-за падения курса рубля они смогли купить квартиру, которую раньше не могли себе позволить. Кто-то прозорливо запасся валютой до 17 августа и неплохо наварился. Но, конечно, таких было мало. Не только машины, бытовая техника или недвижимость стали в одночасье недостижимой мечтой Населению пришлось перестраивать и свои пищевые предпочтения. Все разговоры вокруг теперь шли только об этом. Я же, на удивление всем, оставалась спокойной – у меня не было ни сбережений, ни кредитов. И мои ценности давно уже были другими.

С одной стороны, деньги – это возможность жить, как хочешь. Без них никуда. Даже массажиста не наймешь. С другой – они не способны заменить хорошую беседу и хорошую книгу, красоту картины или балета, рассвета над морем. «Интересно, смогут ли россияне теперь ездить на море?»,– думала я, как будто это было самым важным вопросом. Потеряв доверие и интерес к деньгам, люди тоже начали вспоминать об истинных ценностях, не поддающихся инфляции и дефолтам.

–Мама с папой собирают нас всех в гости,– заявляет Амир.– Встречаемся в эту субботу. Будут все дяди и тети. Явка обязательна!

Как всегда, в сложный час наша большая семья стала еще больше сплачиваться. Нашей фамилии, пережившей эпохи репрессий и раскулачивания, дефолт оказался не страшен – миллионеров среди нас не было. Все жили на зарплату.

–Слава Аллаху, у нас есть все, что нам нужно,– говорит по телефону мама.– Посидим, пообщаемся. Как говорят у татар, бер курешу – бер гомер.– одна встреча равна целой жизни. Пока мы живы, надо встречаться.

Я рада лишний раз увидеть маму. Да и других родственников тоже. Для меня выходы в люди – все еще большое событие, и я долго выбираю наряд. Нарядов у меня много – остались с прошлой благополучной жизни, только носить теперь их некуда. Зато дома я всегда одета и причесана, как в люди – это важно для моей самооценки, которая тоже все время норовит обрушиться. Были недели, когда я даже голову не мыла – настолько я была погружена в отчаяние. Больше я не позволяю себе распускаться. Галия меня в этом поддерживает. Я выбираю голубую – как любит мама – шелковую блузку и светлые брюки, которые мы с Галией натягиваем на меня. Не хватает только туфель на каблуках.

Альфред, как всегда, одет с иголочки и, видя меня нарядной, тепло улыбается. «Хоть в Версаль тебя веди, выглядишь, как королева!».– шутит он. «Я бы не отказалась»,– поддерживаю его я. Мы дожидаемся наших мальчиков и, пересадив меня в машину, едем в район. Вся семья уже в сборе, нас приветствуют радостными улыбками и сердечными приветствиями. Никто не одаривает меня жалостливым взглядом, все держатся со мной, как с ровней – их прежней Флорой. Мы садимся за накрытый мамой стол, и, поедая балиш с бульоном, беседуем о разном – о детях и взрослых, о делах и здоровье, о работе и отпусках… Вспоминаем былое, строим планы на будущее. Папа внимательно следит за ходом беседы – за столом нельзя говорить о плохом или недостойном – лишь иногда весомо вставляя свое слово.

Брат Амир, в обычное время берущий на себя роль старшего в семье, решающего все проблемы, при папе превращается в любимого ласкового сына, отдавая все бразды управления хозяину дома. Я тоже чувствую себя ребенком, любимым и балуемым – пока живы родители, все мы еще дети. Так, купаясь в тепле родного дома, мы проводим субботний день. Вечером всех ждет натопленная баня, после которой, традиционно будет долгое чаепитие.

Этот привычный ход событий действует на всех успокаивающе, я забываю о своем непослушном теле, а мужчины – о деньгах и делах. Я оглядываю родные лица, на которых – мудрость прожитых лет, написанная иероглифами морщин, вглядываюсь в умные и доброжелательные глаза, излучающие свет, и снова понимаю, как мне дороги эти люди, и как мне с ними повезло.

Возвращаемся мы на следующий день, нагруженные гостинцами – из гостей нельзя уходить с пустыми руками. Первым делом я звоню Альфии: «Переходим на натуральное хозяйство. Приезжай за своей порцией деревенской сметаны!» Подруга смеется, но обещает приехать вечером.

Она, как обычно, привозит с собой ворох свежих новостей. И мы весь вечер проводим за чаем с мамиными яствами и оживленной беседой. Журналистка рассказывает, что подорожало практически все: мясо, рыба, фрукты – в основном, все эти товары были импортными, а значит, и цены на них взлетели сразу же после девальвации рубля. Что единственным источником экспортных доходов осталась нефть, ведь после развала СССР российским властям было нечем пополнять бюджет. Она предсказывает, что скоро начнут задерживать зарплату и пенсию.

Ее газета выходить не перестала и оставалась источником официальных новостей. Оставаясь правительственным изданием, она оставалась на плаву. И люди продолжали читать и писать. Но появилось много частных изданий, с которыми все труднее соперничать – те пишут все, что хотят и о чем хотят. Появилась свобода слова, и каждый ею пользуется, как хочет. Появились газеты на любой вкус – про здоровье, про астрологию, про дачи, про секс… На рынке печатаных СМИ впервые появилась конкуренция. А на читателя хлынул поток откровений, состоящий из правды и лжи. Где что – разобрать сложно даже искушенному читателю, ну а простой народ даже не пытался отделять зерна от плевел – потреблял все, что дают. Что сказывалось на серьезной журналистике не лучшим образом.

А жизнь продолжалась. Что будет впереди, никто толком не знал, даже журналисты. А на вчерашний день пока никому не хотелось оглядываться. «Вы хоть мир успели повидать»,– говорит Альфия, и мы вместе перебираем фотографии из наших поездок. «Когда все, включая меня, встанет на ноги, съездим куда-нибудь вместе»,– предлагаю я. И мы строим планы. Начать надо с Чехии, решаем мы – она более приспособлена к российским туристам. Еда там недорогая, и русский язык все понимают – в социалистические годы там учили его в школе. Можно поехать в автобусный тур по Европе – увидеть Париж, Реймс, Вену, Амстердам… Я рассказываю, какой вкусный кофе можно попить в кафе на автобусных стоянках. Рассказываю, какие красивые места можно увидеть, проезжая из одного города в другой. Какие восхитительные гиацинты растут на итальянских виллах. Рассказываю, рассказываю… И границы нашей кухни расширяются, раздвигаются стены. Белый потолок сменяет голубое солнечное небо.

–А тебе не страшно куда-нибудь ехать после того, что случилось?– внезапно спрашивает меня подруга.

–Мне страшно больше никуда не поехать,– отвечаю я, собирая со стола фотографии.

Глава 19. До. 1985–1995 годы

–Флора, пусть они нарисуют твой портрет,– просит Альфред, и она легко соглашается.