Читать книгу "Эликсиры Эллисона. От любви и страха - Харлан Эллисон"

Он смотрел на массивные, суставчатые руки робота. Ему казалось, на стальных пальцах одной руки видны следы крови. Он понимал, что это, скорее всего, игра его воображения, но и отделаться от этой мысли не мог. Он пошевелил пальцами скрытой от глаз робота руки.

Три дня голодания заметно ослабили его. Голова, в которой царила необычайная легкость, шла кругом. Он лежал в собственных нечистотах, но давно уже не обращал внимания на такую мелочь. Бок сводило болью, пронзавшей его с каждым вздохом.

Хорошо еще, что он не успел снять скафандр, иначе движения его груди при дыхании давно бы уже привлекли к себе внимание робота. Нет, выход был только один – смерть. Он почти бредил.

Несколько раз на протяжении последнего дня – насколько он мог отличать день от ночи без помощи часов или солнечного света – он слышал за стенами капсулы рев садящихся кораблей. Потом до него дошло, что в вакууме космоса звуки не распространяются. Потом он решил, что эти звуки доходят до него через блок связи. Потом сообразил, что такое тоже невозможно. Потом пришел в себя и понял, что все, что с ним случилось, должно быть, галлюцинация.

Потом он очнулся и понял, что все это происходит на самом деле. Он попал в западню, и выхода не было. Что его не ждет ничего кроме смерти. Что он умрет.

Терренс не был трусом, и героем тоже не был. Он был одним из тех, кто сражается, потому что надо же кому-то сражаться. Из тех, кто позволил, чтобы его оторвали от жены и дома и послали в бездну, называемую космосом, защищать то, что, как ему сказали, надо защищать. Но случаются мгновения вроде этого, когда люди вроде Терренса начинают думать своей головой: «Почему я здесь? Почему вот так? Что такого я сделал, чтобы окончить жизнь в вонючем скафандре на всеми позабытом куске камня – не в лучах славы, как принято писать в газетах там, дома, а от голода или кровотечения наедине с безумным роботом? Почему я? Почему один?»

Он знал, что ответов не будет. Он и не ожидал ответов. Поэтому не испытывал разочарования.

Проснувшись, он инстинктивно взглянул на часы. Разбитое табло смотрело на него в упор, и глаза его широко открылись от страха: он еще не до конца проснулся. Робот зажужжал и заискрил. Он смотрел на робота, не моргая. Жужжание стихло. Глаза начало жечь. Он понимал, что не сможет держать их открытыми слишком долго.

Жжение, начавшись где-то в глубине глаз, быстро распространилось на веки – словно кто-то колол уголки глаз острыми иголками. По щекам потекли слезы.

Глаза закрылись. В ушах стоял рев. Робот не издал ни звука.

Может, он вышел из строя? Может, он не способен больше двигаться? Рискнуть..?

Он попробовал принять более удобную позу. Стоило ему пошевелиться, как робот ринулся из ниши к нему. Он застыл, не закончив движения; сердце словно льдом сковало. Робот в замешательстве остановился в каком-то десятке дюймов от его вытянутой ноги. Машина негромко гудела, причем звук этот исходил от самой машины и откуда-то из-за стены.

Он вдруг навострил слух.

Работай робот как положено, он не издавал бы почти никаких звуков – ни рабочий придаток, ни мозг. Но что-то разладилось, и звук, издаваемый им при попытках думать, был слышен совершенно отчетливо.

Робот откатился назад, не сводя взгляда своих «глаз» сТерренса. Датчики у машины располагались на торсе, отчего она походила на приземистую стальную гаргулью.

Жужжание становилось все громче, время от времени перебиваясь резким треском электрических разрядов. На мгновение Терренса охватил ужас при мысли о коротком замыкании: вот сейчас в капсуле начнется пожар, а служебного робота, чтобы гасить его, нет…

Он взял себя в руки и принялся прислушиваться в попытках найти то место за стеной, где располагался мозг робота.

Ему показалось, что он обнаружил источник жужжания. Да? Он находился за переборкой или рядом с холодильником, или над блоком связи. Два наиболее вероятных места – на расстоянии всего нескольких футов друг от друга, но ему нужно было знать наверняка.

Стальные панели перегородки чуть искажали звук, который к тому же мешался с жужжанием самого робота, и все это мешало определить точное место.

Он сделал глубокий вдох.

Ребра сдвинулись на долю дюйма, и сломанные концы их терлись друг о друга.

Он застонал.

Сам стон стих почти мгновенно, но боль продолжала пульсировать у него в голове, во всем теле. Рот его непроизвольно приоткрылся, и он прикусил язык в попытке сдержаться. Робот выкатился из ниши. Он закрыл рот, с трудом сдержав готовый вырваться крик…

Робот остановился, постоял и попятился обратно в зарядную нишу.

Господи! Боль! Господи, где же ты… БОЛЬНО!

Тело мгновенно покрылось потом. Он стекал в скафандр, пропитывал майку, свитер. К боли в ребрах вдруг добавился чудовищный зуд.

Он пытался ерзать в скафандре – чуть-чуть, чтобы этого не было заметно извне. Зуд не стихал. Чем сильнее он пытался унять его, чем меньше пытался думать о нем, тем хуже он становился. Подмышки, руки на сгибе локтей, бедра, облепленные противоперегрузочным костюмом, показавшимся вдруг невозможно тесным – все они буквально сводили его с ума. Ему совершенно необходимо было почесаться!

Он почти решился сделать это, но вовремя спохватился. Он понимал, что ему не прожить достаточно долго, чтобы испытать облегчение. Он с трудом сдерживал истерический смех.

«Боже праведный, а яеще смеялся над бедолагами, страдающими от зуда седьмого года, над теми, кто начинал ерзать, стоя по стойке «смирно» во время инспекции, над теми, кто мог чесаться с блаженным вздохом. Господи, как же я им завидую!»– эти мысли показались дикими даже ему самому.

Кожу продолжало колоть иголками. Он чуть поерзал: стало хуже. Он сделал еще один глубокий вдох. По ребрам снова провели грубым наждаком. На этот раз, к счастью, он потерял сознание от боли.

–Ну, Терренс, и как вам показались кайбенцы?

Эрни Терренс наморщил лоб и провел пальцем по виску. Потом посмотрел на коммандера и пожал плечами.

–Фантастические создания, разве нет?

–Почему это фантастические?– удивился коммандер Фоули.

–Да потому, что почти не отличаются от нас. Ну, конечно, если не обращать внимание на желтый цвет кожи и пальцы-щупальцы. А во всем остальном они вылитые люди.

Коммандер выудил из серебряного портсигара сигарету и предложил другую лейтенанту. Потом прикурил, прикрыв один глаз от дыма.

–А я больше скажу: мне страшно. Их внутренности… словно кто-то вынул их, смешал с запчастями десятка других рас и запихал обратно. Помяните мои слова: следующие двадцать лет мы будем голову ломать над тем, как устроен их метаболизм.

Терренс хмыкнул, механически катая незажженную сигарету в пальцах.

–Если бы только двадцать.

–А вот это да,– согласился коммандер.– Следующую тысячу лет мы будем пытаться понять, как они думают, почему они воюют, во что нам обойдется мир с ними, и вообще, что ими движет.