Читать книгу "Дрессировщик. Приручение - Ольга Николаева"

Татьяна ему тоже радовалась при встречах. И похоже на то, что искренне. Но там была совершенно иная радость и предвкушение. Спутать эти взгляды было невозможно и бессмысленно.

И он позволил себе наслаждаться этим общением с девчонкой, только правила установил и строго соблюдал. Никаких личных тем (это относилось только к его личности), никаких "соплей" и ненужных эмоций, никакого трепа по поводам, не относящимся к развитию девчонки.

Ему казалось, что воспитывать в ней характер и правильное отношение к жизни получалось неплохо. Слова и наставления падали на благодатную почву: меньше истерик и обид у нее проявлялось, меньше глупых вопросов к людям, больше понимания — о том, что мир несправедлив, и не нужно ждать от него наград за хорошее поведение. Не бывает таких наград — эту идею в Женину голову он точно вложил, и накрепко.

Понятное дело, общение у них не сводилось только лишь к общим темам. Игорь вспомнил свой английский — и теорию, и практику, и временами объяснял сложные моменты Жене. В принципе, и ему это было полезно — увереннее себя чувствовал в заграничных поездках. Глядя на то, как девчонка схватывает все нюансы и тонкости, практически на лету, предложил ей заняться вторым языком. А там, глядишь, и третий можно выучить, найти учителей и репетиторов для него точно не было проблемой.

Неожиданно, оказалось, что их мнения с девчонкой категорически расходятся: Женя отказалась от такого шикарного предложения. Да еще и спорить рискнула:

— Да зачем он мне? Этот французский или немецкий? Я и сейчас уже инглиш лучше всех в классе знаю, англичанка от радости прыгает, к доске каждый раз вызывает! А пацаны уже пальцами тыкают, заучкой и ботаном зовут! Не хватало мне еще и с французским то же самое огрести… — Она выпалила свою речь, удивив Игоря бурной мимикой и интонациями: давно уже отвык от этих ее всплесков. Потом заметила его недовольный взгляд, осеклась, но все равно закончила. — Зачем прыгать выше головы? Я и так хорошо учусь, и знаю уже очень многое…

— Решила быть серой посредственностью, незаметной мышью? Так, что ли? — Он привычно бросал фразы, не задумываясь, какая бьет больнее, а какая могла смягчить немного.

— Я и так серая. И меня все устраивает. Меньше высовываешься, меньше трогают! — И снова — непривычный уже задор в глазах и голосе.

— Да что ты? И как давно ты пришла к такому решению? Мышь? Так тебя называть предлагаешь? — Глухое раздражение поднимало голову. А ведь так хорошо уже общались, так правильно…

— Давно. Еще в интернате. Там высовываться могли только самые сильные и наглые. Остальным проще выжить, прячась по углам. — Смотрела исподлобья, но с такой уверенностью непрошибаемой, что Суворов засомневался — сможет ли переубедить.

— Ты поэтому и в балахонах своих стремных по улицам ходишь? Не разобрать, то ли обноски на помойке подобрала, то ли пижаму снять забыла… Так?

Пазлы сложились верно: Женя вспыхнула до самых кончиков ушей. Даже шея порозовела, до самого ворота кофты. И губы кусать начала — нервно, болезненно, почти до крови. Игорь и раньше замечал, что одежда у девочки несуразная для ее возраста. Но не придавал этому никакого значения. Молодежь — поди, разбери, что там у них сейчас в моде? А дело, похоже, со всем не с трендами и модой было связано.

— Ничего не обноски. Удобная и комфортная повседневная одежда…

— А на Новый Год в школе ты тоже в такой ходила?

— Да.

— Я, кажется, просил тебя не врать? Давно, правда, это было. Но с тех пор ничего не изменилось. Или нет?

— Да. Просили. И нет. Не изменилось ничего.

— Значит, ответь на вопрос снова. А что с тобой делать за вранье — я подумаю позже.

Он, действительно, не мог сейчас придумать, каким образом с ней поступить: никогда еще не приходилось наказывать. Ни за что. Хватало лишь грозного тона и запрета. И вот… А не наказывать — тоже нельзя. Так себе воспитание получается, если страха нет…

— Не ходила я на этот гребаный утренник. — Отрубила, смело глядя в глаза, а потом неожиданно потупилась и замолкла.

Вот и победили эмоции, вот и научились управлять собой, и стали практически "железной леди"… А Игорю так нравилось думать, что все у них получается — лучше некуда. Ошибался. Девчонка научилась притворяться, и даже вполне успешно. Однако, он-то совсем к другому стремился. Чтобы эти глупые всплески не появлялись в принципе, а не только были спрятаны под замок.

Но это было другой проблемой, не такой насущной. Сейчас предстояло с более важной разобраться.

— И что же тебе помешало?

— Да! Блин… — Видно было, как она пытается начать пламенную речь, бросить какую-то фразу, но тут же сама себя обрывает. — Как вам объяснить? Вы же мужчина, вам не понять никогда!

Эта логика его чудным образом развеселила. С трудом удержался от смешка. Лишь иронично бровью дернул.

— Ну, ты попробуй, хотя бы… А я своим скудным умишком постараюсь дотянуться до твоих сложных мыслей.

Даже развалился поудобнее, готовясь внимательно слушать и развлекаться. Явно, его ожидало первое от Жени откровение в духе хваленой женской логики. Даже само сочетание "Женя" и "женская логика" наводило на разные интересные мысли.

— У вас не скудный умишко. Нормальный. Просто о таких мелочах и думать вам не приходится. Тем более, — запнулась, настороженно зыркнула, вздохнула, но продолжила, — вы и так красивый. У вас этих проблем и не было никогда, я уверена.

Суворов слушал девочку и понимал: иллюзия. Все иллюзия. И представления о том, что Женя далека от глупых бабских проблем и закидонов. И уверенность, что ей плевать на внешность, главное — мозги и характер. И фантазии, как из неглупой девочки получится вырастить очень толковую и деловую женщину. Он и про внешность, и про манеры ее задумывался уже — не мешало бы их привести в порядок. Но позднее, гораздо позднее. Когда ей мозгов будет хватать, чтобы понять: внешность, красота, лоск — это не самоцель, а инструмент и оружие, позволяющее добиться успеха. А тут — прокол. Красивым его считает. И, конечно же, некрасивой — себя.

— Ты меня сейчас разочаровала, очень, Жень. — И не знал, чего больше в этой фразе — попытки образумить или откровенной констатации провала. — Неожиданно, и от того — еще сильнее.

— Чем?! — Девчонка же, явно плевать хотевшая на его методы, обиделась и разозлилась. — Тем, что не хочу выглядеть убогим ничтожеством на чужом фоне? Куда мне до девочек из школы? Зачем выделяться, чтобы быть еще смешнее?

Игорь уже не мог себя сдерживать. Вздохнул. Потер лицо руками, будто надеясь, что сейчас проснется и забудет этот дурацкий разговор. Открыл глаза. Нет. Не развеялось. Женя все так же стояла перед ним, с трясущимися от волнения губами. И ответа ждала. Видно было — не успокоится, пока не услышит хоть что-нибудь.

— Дура. Ты в зеркало, вообще, смотришься, хотя бы иногда?

— А зачем туда смотреть? И так все понятно! Тощая, страшная и облезлая курица! И лицо уродское! — Женя выплевывала слова, будто камни роняла. Тяжело, безнадежно, горько. И понятно было, что все определения давно обдуманы, вымучены и облиты слезами. У нее и сейчас глаза на мокром месте были. Еле сдерживалась, Игорь это прекрасно видел.