Читать книгу "Счастливая жизнь. Руководство по стоицизму для современного человека. 53 кратких урока ныне живущим - Массимо Пильюччи"

ТЕМА 5. БОГ ИЛИ АТОМЫ

Это, возможно, самая радикальная новация, вносимая мной в Стоицизм 1.0, – и она уже вызывала споры среди стоиков, как в научных кругах, так и в широкой публике. По этой причине я должен с предельной ясностью изложить, что именно мной предлагается и почему это делается.

Античные стоики были пантеистами[28], то есть они верили, что бог пребывает внутри космоса и идентичен природе. Вновь привожу свидетельство Диогена Лаэртского:

Бог, ум, судьба и Зевс – одно и то же, и у него есть еще много имен… Слово «мир» они употребляют трояко. Во-первых, это сам бог… Во-вторых – само это мироустройство, то есть звездный мир. В-третьих – это совокупность того и другого[29].

Идея заключалась в том, что космос пропитан единой субстанцией, пневмой (буквально – дыханием), по-разному проявляющей себя в зависимости от степени ее «сгущения». Нижняя степень присуща всему сущему, в том числе и неодушевленным объектам; средняя степень отличает живые организмы; наивысшая степень (логос) наличествует только в организмах, наделенных разумом. В последний разряд попадают вселенная как целое, воспринимаемая как разумный живой организм, и, конечно же, люди, являющиеся буквально крупицами организма космического.

Из описанной теории стоики выводили свое представление о провидении. Эпиктет использует метафору ноги, наступающей в грязь[30], обращая внимание на то, что сама нога не собирается измазаться, однако, если бы она понимала, что связана с живым телом, вынужденным пересечь грязную улицу, чтобы попасть домой, то с радостью бы выполнила свою миссию. Аналогично и мы должны радоваться – одобряя, а не просто принимая все, что с нами происходит, поскольку в происходящем заключается благо для вселенной.

Обратите внимание, насколько заметно это отличается от общепринятого христианского воззрения на провидение. В последнем случае бог на деле проявляет заботу о каждом из нас и любит каждого из нас, хотя его планы могут быть для нас неисповедимыми. Но Эпиктет и стоики изображают отдельно взятый орган – это может быть не только нога, но, предположим, даже клетка эпителия, – который делает то, что он делает, исключительно на благо всего организма. У органа нет никакого выбора, а организм не беспокоится о судьбе отдельных органов (или клеток).

Я нахожу стоический взгляд на провидение изящным и успокаивающим, но, как ученый, живущий в XXI веке, принять его не могу. У нас нет причин полагать, что космосу присуща разумность (если, конечно, не брать в расчет то тривиальное наблюдение, что он населен определенным количеством разумных организмов – в нашем лице). Или же что существует такая вещь, как пневма либо подобная ей иная всепроницающая субстанция. Или, наконец, что вселенная в каком-либо отношении похожа на живой организм[31].

Почему же стоики полагали, что дело обстоит именно так? Фактически они развернули то, что в философии называется аргументацией «разумного замысла»[32]. Вот как делает это Эпиктет:

А кто тот приспособивший меч к ножнам и ножны к мечу? Никто? Да ведь по самому устройству изделий мы обыкновенно заявляем, что это несомненно творение какого-то мастера, а не необдуманно устроенное. Так неужели каждое из них обнаруживает мастера, а зримое, зрение, свет не обнаруживает? А мужской пол и женский пол, их взаимное влечение к соитию и способность пользоваться частями, устроенными для этого, все это тоже не обнаруживает мастера?[33]

Нет, не обнаруживает, хотя во времена Эпиктета думать иначе считалось разумным. Как я объясняю в 6-й главе книги «Как быть стоиком»[34], Дэвид Юм (1711–1776) и Чарльз Дарвин (1809–1882) нанесли сокрушительный двойной удар по аргументу «разумного замысла», от которого этот аргумент так никогда и не оправился – ни философски, ни научно.

Но почему же мы обязательно должны придерживаться того, что говорит сегодняшняя наука, особенно если учесть, что ученые все время предлагают новые теории? Да хотя бы потому, что наука, несомненно, остается лучшим (а на деле и практически единственным) подходом, который мы придумали для изучения окружающего нас мира. Да, ученые делают ошибки. У них есть предубеждения, порожденные их собственными идеологическими установками, и ученые столь же жадны и эгоистичны (или щедры и альтруистичны), как и все остальные люди. При всем этом, когда речь заходит о понимании действительности, частью которой все мы являемся, другого выбора, кроме как обратиться к науке, у нас просто нет.

Когда-то постижение реальности было главной задачей так называемой первой философии, или метафизики. На протяжении веков философы (до конца XVIII века различие между ними и учеными практически не проводилось) пытались открывать истины о мире посредством априорных, логических доводов. Последняя великая попытка в этом направлении была предпринята в XVII веке Рене Декартом (с его известным утверждением «я мыслю – значит, существую») – и она провалилась. Наука, как мы понимаем ее сегодня, родилась примерно тогда же (Декарт был современником Галилея).

Сегодня метафизики разделились на два лагеря: на тех, кто по-прежнему думает, что мы можем заниматься «первой философией», и тех, кто поддерживает так называемую научную метафизику[35]. Мое же мнение таково, что изначальный подход сегодня находится в тупике: его вытеснили естественные науки. (Просто задайте себе вопрос, сколько новых открытий сделали метафизики за последние, скажем, пять столетий?) Второй подход при этом играет ключевую роль и в философии, и в науке, поскольку цель научной метафизики заключается в придании общего смысла разрозненным и обрывочным знаниям о мире, полученным от «специальных» наук (например, от физики, химии, биологии, геологии, психологии и так далее). Очевидно, что эта задача важна, а ученые для ее решения не очень-то пригодны по той простой причине, что современная наука – дело высокоспециализированное, и ни один ученый-практик не в состоянии развить у себя необходимый кругозор. (А философы могут, поскольку им не приходится вести затратные и узкие эмпирические исследования.)