Читать книгу "Олимпийские игры. Очень личное - Елена Вайцеховская"

Каждый вечер, уткнувшись лбом в стекло, я думала об одном и том же: неужели одиннадцать лет прошло? Неужели это целых одиннадцать лет назад я сидела на этой самой площади на ступеньках пресс-центра и ждала, пока решится вопрос с моей аккредитацией. А потом терпеливо наблюдала, как улыбчивая девушка-волонтер с извинениями переправляет на карточке буквы URS на непривычное пока еще RUS…

* * *

Мое благородство в 1992-м чуть было не вышло мне боком. Я прекрасно понимала, что окажусь в олимпийской бригаде «Спорт-Экспресса», несмотря на то что вакансий было крайне мало. И на одном из редакционных собраний сдуру ляпнула: «Мужики, пусть вместо меня в Барселону поедет Сергей Родиченко. У него – легкая атлетика, а я всяко на Игры пробьюсь…»

В этом, как мне казалось, не было никакого авантюризма. Накануне мне позвонили из Олимпийского комитета – поинтересоваться, не хочу ли я поехать на Игры в составе делегации спортсменов-ветеранов. Я согласилась немедленно, с восторгом предвкушая, как обрадуются в газете возможности отправить в Барселону на одного журналиста больше.

Та поездка вообще стала возможной для «СЭ» лишь потому, что на редакцию тогда свалилось нежданное счастье в виде спонсора. Его – какого-то футбольного итальянского агента – прямо со стадиона привел в редакцию один из журналистов. Ошалев от наших прожектерских проектов и внешнего вида редакции, где в электрочайнике кипела неочищенная картошка, а рядом на газетке высился штабель купленной у метро вареной кукурузы, гость, помявшись, достал из бумажника четыре стодолларовых купюры: «Я могу подписаться на вашу газету на три года вперед?»

– Так ведь подписки еще нет, – ошеломленно пробормотал главный редактор.

– Но ведь когда-нибудь появится? – ободряюще улыбнулся итальянец.

Предполагалось, что на эти деньги бригада «СЭ» будет три недели жить в Барселоне. Я же полетела в Испанию отдельно – «пьяным» чартером. Такова была болельщицкая традиция: начинать наливать прямо в аэропорту и далее – по пути следования.

Первой неприятной неожиданностью стало то, что под проживание делегации был снят задрипанный отель в ста тридцати километрах от города. Пока толпа вновь прибывших разбиралась с ключами, комнатами и багажом, внизу неожиданно нарисовалась трехкратная олимпийская чемпионка Тамара Пресс. Вид знаменитой толкательницы ядра и метательницы диска был грозен: массивная, с широченными плечами фигура, обтянутая черным шелковым кимоно с устрашающим белым иероглифом во всю спину, мокрые волосы, стянутые в пучок. Глаза, устремленные на портье, метали молнии:

– В моем номере нет телевизора, парень, – прогрохотала она по-русски.

Портье – щуплый мальчонка, уловивший в наборе звуков знакомое слово «телевизор», стал объяснять, что телевизоров нет в принципе. Есть неподалеку – в деревенском баре, расположенном в ста метрах от отеля.

Я перевела.

– Ты не понял, парень… Я приехала сюда смотреть Олимпийские игры, – вновь раздался рокочущий рык Пресс. – В моем номере нет телевизора!!!

Спустя пятнадцать минут взмыленный и насмерть перепуганный мальчуган уже волок откуда-то телевизор, из которого, как кишки, свисали и волочились по полу провода. Я же с горя, успев понять, что Олимпиада становится для меня все более и более недостижимой целью, отправилась на пляж в компании супруги одного из высокопоставленных чиновников официальной делегации.

– У Сережи сегодня день рождения, – навзрыд плакала она. – Мы так ждали этот праздник, а я в этом испанском Мухосранске…

С горя же мы купили по дороге бумажный пакет местного вина и, по очереди отхлебывая и шмыгая носами каждый о своем, улеглись загорать. Топлесс. Назло всем!

Наутро я поплелась на электричку. Так и доехала до центральной площади – без билета, на который не хватило денег, с тяжеленной сумкой, сбитыми ногами и полным разбродом в мыслях.

Выручили меня телевизионщики. У них оказалась одна неиспользованная аккредитация технического персонала, которая позволяла проходить в пресс-центр и присутствовать на соревнованиях. Правда, тут же было сказано: «Придется поработать. Отдай сумку своим и быстро дуй на стадион. Будешь помогать комментировать церемонию открытия. Машина уже ждет внизу…»

Большего творческого позора я не переживала никогда в жизни. Накануне на стадионе прошла репетиция, так что у всех комментаторов была возможность прочитать сценарий и сверить его с тем, что происходит на поле. Я же на той репетиции не была и не понимала ровным счетом ничего. К тому же забыла взять очки. Партнер по комментаторской работе, как назло, большей частью молчал, предоставив микрофон в полное мое распоряжение, а я несла в эфир фантастическую ахинею, путая фамилии, виды спорта и беззастенчиво трактуя на свой лад все, что происходит на арене, где состязались какие-то воины, плясали женщины, летали стрелы и развевались флаги стран-участниц.

Но когда на стадионе появился белый флаг с пятью переплетенными кольцами, под которым вышла советская (называть ее по-другому как-то не получалось) команда, поток слов застрял прямо в горле…

* * *

В 1992-м мало кто задумывался о сверхисторичности тех Игр. Барселона, помимо спорта, была крайне озабочена вопросами собственной независимости. Казалось, город прямо-таки пропитан неукротимым желанием каталонцев отделиться от Испании. Поэтому для хозяев оставалось за кадром то, что в ходе грандиознейшего спортивного события современности рушилась великая супердержава – СССР. Великая команда под белым флагом на церемонии открытия – что может быть более нелепым? Агония распада началась чуть позднее, после первых побед, когда каждое отдельное золото начинали, не отходя от пьедестала, рвать на куски руководители разных мастей. Герои тех или иных финалов давно спали, а в гостиничных ресторанах продолжались постерваловки: чье оно – золото? Украинское? Белорусское? Узбекское?

В Объединенной команде – неком анахронизме, где каждый из местечковых чиновников на протяжении Игр скрупулезно подсчитывал «свои» медали, – шанс стать чемпионами имели почти все: столь суров был олимпийский отбор спортсменов. Но несмотря на непрерывную дележку на «своих» и «чужих», более единой наша команда не была, пожалуй, никогда.

Более того, чем интернациональнее был состав той или иной сборной, тем большее раздражение спортсменов вызывали попытки журналистов допытаться, чьих же медалей в ней больше. Для самих себя – именно для себя – они по-прежнему, пусть в последний раз, были одной командой. Да, пожалуй, еще для тех, кто сам прошел через большой спорт.

То был странный праздник. С огромным количеством ярчайших побед и непрерывным чувством унижения. Сохранять чувство собственного достоинства в атмосфере недоброго и пристального внимания можно было, только побеждая. Или сделав все для этой победы. Иногда – вопреки всему. Видимо, поэтому все, что происходило в Барселоне, не поддавалось никаким логическим выкладкам.

Какие страсти, вспомните, бушевали вокруг решения латышских баскетболистов Гундарса Ветры и Игорса Миглиниекса выступать в Барселоне в составе Объединенной команды! Дома, в Латвии, их объявили чуть ли не персонами нон-грата. В Барселоне же, по мнению многих (и моему в том числе), не могло быть для нас более непримиримого соперника, нежели сборная Литвы. Но именно после встречи Объединенной команды и Литвы информационные агентства распространили уникальнейший и не поддающийся объяснению снимок – игроки двух команд стояли, обнявшись.