Читать книгу "Стремление к счастью. С комментариями и объяснениями - Людвиг Андреас Фейербах"

То, что было перед ним, на самом деле не имело ни тела, ни какой-либо определенной формы. Но чтобы можно было смотреть на это, надо было придать ему какую-нибудь форму, что, как Митя понял, он и сделал совершенно автоматически. Ясно было только одно – все лучшее, настоящее, что он считал главным в себе и всю жизнь охранял от других и даже от самого себя, было просто кривым и тусклым отражением того, что находилось сейчас перед ним.

И Митя понял, что он всегда был просто искаженным и неполным отражением этого существа, его слабой и бессильной тенью.

И одновременно он понял, что всегда и был этим существом, а то, что он считал собой раньше, было просто солнечным зайчиком, лучом света, который упал на какую-то поверхность и образовал множество разноцветных пятен, так притянувших к себе его внимание, что то ли он стал думать, что он и есть эти разноцветные движущиеся пятна, то ли пятна стали думать, что они – это он».

Человек становится тем, что он есть, благодаря своему таланту, состоянию, богатству, украшениям. Как же можно считать свое бытие небытием, свое богатство нищетой, свой талант бездарностью? Если бы растения обладали зрением, вкусом и рассудком, то каждое из них считало бы свой цветок наиболее прекрасным, ибо рассудок цветка, его вкус не простирался бы дальше его производительной способности. Высшее проявление этой способности казалось бы растению величайшим произведением в мире. Рассудок, вкус не могут отрицать того, что утверждается самим существом, иначе этот рассудок принадлежал бы не данному, а какому-нибудь иному существу.

 Украшения – речь идет не только о серьгах или кольцах, но обо всем, что «украшает» человека, прежде всего – прекрасный внешний вид, но также одежда, привычки, пластика.

Рассудок – термин Канта, означающий способность соотносить вещи и понятия и тем самым соединять знание и опыт. Рассудок отличается от разума, познающего вещи независимо от накопленного опыта, благодаря определенной интеллектуальной интуиции, проницательности, способности соответствовать самим вещам, а не просто понятиям о них. Разум дает понимание данного явления (например, что солнце восходит и заходит или что Земля кружится вокруг Солнца), а рассудок – понимание связи между двумя явлениями (например, что Солнце греет или что все планеты Солнечной системы вращаются вокруг Солнца). Далее Фейербах нападает на рассудок, выводя из ограниченности понятий живого существа и ограниченность рассудка. Кант считал, что границы есть и у рассудка, и у разума, поэтому такой проблемы не ставил.

Рассудок измеряет вещи меркой существа. Если существо ограничено, то чувство и рассудок также ограничены. Но ограниченный рассудок не есть граница в глазах ограниченного существа; такое существо вполне счастливо и довольно своим рассудком, оно считает его дивной, божественной силой, а ограниченный рассудок ценит и восхваляет в свою очередь то ограниченное существо, которому он принадлежит. Оба как нельзя более подходят друг к другу и потому друг другом довольны.

 Как мы видим, Фейербах вводит в понятие «рассудок» ценностный мотив, которого не было у Канта. Рассудок способен оценить качество понятия при сопоставлении его с вещью, а следовательно, может оценить и своего носителя, показать ему его ценность. А раз рассудок ограничен, он показывает человеку его ограниченность, и лишь поняв ограниченность рассудка, человек осознает, в чем состоит и его собственная ограниченность. По сути, Фейербах опирается на новоевропейское учение о познании как обретении очевидности, исходящее из того, что есть границы даже для абсолютного знания (к примеру, оно не может быть противоречивым, отсюда «мыслю – следовательно, существую» у Декарта: если бы любая мысль опровергала себя, то и существование оборачивалось бы несуществованием), только инструментом познания у него выступает не разум, а рассудок.

Рассудок – это кругозор данного существа. Наше существо не простирается за пределы нашего зрения, и наоборот. Зрение животного не простирается дальше его потребностей, а его существо – дальше этих потребностей. И поскольку обширна твоя сущность, постольку неограниченно твое самочувствие, постольку ты – бог. Разлад между рассудком и существом, между силой мыслительной и силой производительной в человеческом сознании является, с одной стороны, разладом личным, не имеющим общего значения, с другой – только кажущимся. Поэт, признающий, что его плохие стихи плохи, менее ограничен в своем познании и, следовательно, в своем существе, чем тот, который считает хорошими свои плохие стихи.

 Самочувствие – следует понимать в буквальном смысле: чувство себя, самопознание, открывающее стремление нашей природы к бесконечности и возможность ее быть бесконечной, возможность бесконечного разума и бесконечного чувства, несмотря на смертность тела.

Следовательно, мысля о бесконечном, ты утверждаешь бесконечность мыслительной способности: чувствуя бесконечное, утверждаешь бесконечность чувствования. Объектом разума является разум, объектом чувства – чувство. Если ты не понимаешь и не чувствуешь музыки, то самая лучшая музыкальная пьеса произведет на тебя такое же впечатление, как шум ветра или журчание ручья. Почему же звуки музыки влияют на тебя? Потому, что ты слышишь в них голос твоего сердца. Чувство обращается непосредственно к чувству и понятно только чувству, ибо объектом чувства является чувство. Музыка – монолог чувства. Философский диалог есть в сущности не что иное, как монолог разума; мысль обращается только к мысли. Блеск кристаллов пленяет наши чувства, но наш разум интересуется только кристаллохимией. Разум служит объектом только разума.

 Сближение музыки и философии как «монологов», возникших из диалогов (в случае музыки – сложной гармонии звуков), могло повлиять на концепцию «полифонического романа» М. М. Бахтина, романа, состоящего из скрытых полноценных диалогов. Этот исследователь мыслил такой роман тоже как музыкальное произведение, со сложным отношением голосов, но в конце концов оказывающийся высказыванием, приобретающим авторитет не от автора или героя, но для автора и героев.

Поэтому все то, что имеет в смысле трансцендентного умозрения и религии лишь значение второстепенного, субъективного или человеческого, средства, органа, имеет в смысле истины значение, первоначального существенного, объективного. Так, например, если чувство существенное орудие религии, то следовательно, сущность Бога есть не что иное, как сущность чувства. Истинный, но скрытый смысл слов: «Чувство есть орган божественный» заключается в том, что чувство есть самое благородное и возвышенное, т. е. божественное в человеке. Ты не мог бы постигать божественное чувством, если бы чувство не было божественного происхождения.