Читать книгу "Смерть миссис Вестуэй - Рут Уэйр"

– Двинулись? – спросил он наконец, подняв глаза на свинцово-серое небо. – Не думаю, что дождь вообще пройдет, так что придется пробежаться.

Хэл кивнула, и они торопливо прошли расстояние от ворот до церкви.

У входа Тресвик, пропуская Хэл, опять протер очки и потуже затянул пояс макинтоша, но, уже проходя за ней следом, по-собачьи повел головой и обернулся на звук мотора.

– А-а, простите меня, Хэрриет, кажется, это погребальный кортеж. Присядьте. Я могу вас здесь оставить?

– Конечно, – ответила Хэл, и адвокат нырнул в дождь, предоставив ей зайти в церковь самостоятельно.

Дверь лишь приоткрыли, чтобы не впускать в помещение проливной дождь и ветер, но Хэл первым делом обратила внимание не столько на холод, сколько на то, что церковь почти пуста. На скамьях вразброс сидело несколько человек. Хэл сначала решила, что те, кого она увидела еще из такси, – опоздавшие, торопящиеся присоединиться к остальным, но теперь поняла, что больше-то никого и нет.

На второй скамье спереди сидели три весьма пожилые женщины, подальше мужчина лет сорока, похожий на бухгалтера, а у входа, словно чтобы проще было улизнуть, если служба затянется, женщина в облачении патронажной сестры.

Хэл осмотрелась, пытаясь сообразить, куда лучше сесть. Существует какой-то особый похоронный этикет? Она попыталась вызвать в памяти панихиду по маме в брайтонском крематории, но вспомнить ей удалось только маленькую капеллу, забитую коллегами с пирса, соседями, благодарными клиентами, старыми друзьями, людьми, которых она даже не знала, но жизнь которых пересеклась с жизнью мамы. Они теснились сзади, вжимаясь в стену, чтобы дать место тем, кто приходил еще, и Хэл увидела, как Сэм, торговавший фиш-энд-чипс, уступил место пожилой соседке с Живописных вилл. Кто-то придержал для Хэл место впереди, но, в общем-то, она понятия не имела, по какому принципу они расселись и существует ли на похоронах какая-то иерархия.

Однако каковы бы ни были правила, несомненно, ранг незнакомого с усопшим скорбящего не мог быть высоким. И она села поближе к выходу, хотя и не столь явно, как бухгалтер и медсестра – на пару рядов впереди них, справа. По очкам еще ползли высыхающие капли дождя, и она сняла их, чтобы протереть, стараясь унять дрожь и прислушиваясь к шороху ног, стуку дождя по крыше, покашливанию женщин впереди.

У Хэл имелось всего два пальто – потертое кожаное она практически не снимала, а темный мамин макинтош был ей велик. Кожаное пальто, конечно, черное, но для похорон оно не годилось, и Хэл взяла макинтош. В поезде она не мерзла, но в какой-то момент продолжительной жизни пальто его водонепроницаемость приказала долго жить, и за короткую пробежку из такси ткань вся пропиталась влагой. Теперь она сидела в холодной церкви и чувствовала, как ей затекает за шиворот. Хэл посмотрела на посиневшие руки, лежавшие на коленях, и засунула их в карманы тонкого пальто, чтобы пальцы не тряслись от холода. В глубине одного кармана занемевшая рука нащупала что-то круглое и шершавое. Хэл вытащила комок из кармана и улыбнулась. Перчатки. Будто подарок от мамы.

Она как раз надевала их, когда невидимый органист издал первый громоподобный звук и двери церкви распахнулись, впустив порыв ветра, разметавший по нефу тонкие листы с богослужебными текстами. Первым шел священник, или викарий, Хэл не поняла, а за ним четыре человека в черных костюмах несли узкий темный деревянный гроб.

Мужчину сзади слева она узнала сразу, это был Тресвик. Он снял плащ, под которым оказались костюм и галстук. Ему досталось, так как он был ниже ростом трех других мужчин, и, чтобы гроб не перекосило, ему приходилось держать свой угол выше, чем, очевидно, было удобно.

Спереди справа шел лысеющий человек лет пятидесяти, и Хэл узнала Хардинга Вестуэя. Она пристально всмотрелась в круглое щекастое лицо, бесцветные тонкие волосы, силясь запечатлеть их в памяти. У него был вид человека, который плотно поел, но не может остановиться и продолжает забрасывать в рот орешки, сыр, фрукты, чтобы потом жаловаться на скверное пищеварение. В нем было какое-то самодовольство и одновременно неуверенность. Странное сочетание. Хардинг чуть застенчиво поправил волосы, словно почувствовал на себе оценивающий взгляд Хэл.

Слева от него шел бородатый человек с каштановыми волосами, уже седеющими на висках. Этот был слишком похож на Абеля Вестуэя, чтобы Хэл поняла: четвертый из несущих гроб – третий сын, Эзра.

Он был моложе остальных и в отличие от светлокожих и светловолосых братьев имел темную шевелюру и смуглую кожу. Он единственный во всей церкви удосужился надеть на лицо маску старательной скорби, однако, проходя мимо Хэл, улыбнулся кривой улыбкой Чеширского кота, что ее потрясло, настолько эта улыбка была не к месту и не ко времени. Смутившись, она отвернулась, сделав вид, что не заметила, и стала смотреть вперед, чувствуя, что щеки запылали.

Дело не просто в улыбке, хотя уже одно это скверно. Но в ухмылке, в сморгнувших – а может, даже и подмигнувших – глазах было что-то… какое-то кокетство. Он не знает, что он твой дядя, подумала Хэл. Он понятия не имеет, кто ты такая.

Да он просто-напросто не твой дядя, резко огрызнулась совесть.

У нее в голове будто шло сражение. Руками в перчатках Хэл сдавила лоб – шерсть была пропитана холодом дождя. Она прекрасно понимала, что если не совладает с собой, то недотянет даже до поминок; ее изобличат как мошенницу, еще прежде чем она выйдет из церкви.

Узкий гроб медленно пронесли вперед, поместили перед алтарем, и несшие гроб с подобающей торжественностью расселись на передних скамьях, как и шедшие за ними немногочисленные члены семьи. Началась служба.

Глава 10

Час спустя все закончилось – или почти закончилось. Небольшая конгрегация гуськом вышла под сильный дождь, чтобы постоять вокруг могилы. Гроб опустили в сырую землю, и священник возвысил голос, стараясь молитвой перекрыть завывание морского ветра.

Уже сгущались сумерки, стало еще холоднее, и Хэл, несмотря на все свои усилия, дрожала в тонком пальто. И все-таки она была благодарна ветру и дождю. Под погодным покровом все примут выражение ее лица просто за усталость и измученность.

Когда она смаргивала капли, стекающие с волос, глаза были застланы подлинными слезами. Никто не ожидал, что она станет плакать, это она знала, но следующей проверкой были поминки в имении Трепассен, и Хэл понимала, что там ее будут рассматривать под микроскопом. И когда все сгрудились вокруг могилы, она пусть на несколько минут, но с облегчением перестала думать о выражении лица и защитном языке тела. Пока ветер бьет по лицам скорбящих, она может держать оборону и проклинать исключительно непогоду.

Наконец священник произнес положенные слова, и Хардинг из ведра, стоявшего сбоку от могилы, бросил в нее горсть песчаной земли. Земля упала со шлепком на деревянный гроб, и Хардинг передал ведро брату Абелю, который тоже бросил горсть, покачав при этом головой, хотя Хэл не поняла, что это значило. Ведро пошло по кругу, горсть за горстью. За землей в могилу летели обмякшие от влаги цветы. Последним ведро принял Эзра. Он бросил землю – почти небрежно – и обернулся к Хэл, которая пряталась прямо за его спиной, пытаясь не привлекать к себе внимания.