Читать книгу "Учитель танцев (третья скрижаль завета) - Анхель де Куатьэ"

* * *

– Ну, что ты как дурак себя ведешь! – Данила сел рядом с Максимом на корточки, посмотрел ему в глаза, потом подхватил двумя руками и одним движением водрузил обратно на кровать. – Вижу, хреново. Но хуже всего, что ты расклеился.

Данила сказал это с такой неподдельной заботой, что глаза Максима, как мне показалось, увлажнились от слез. Не желая демонстрировать нам свое отчаяние, он отвернулся и уставился в стену. Данила подсел к нему на кровать и стал говорить:

– Ты можешь мне не верить. Можешь вообще думать обо мне все, что тебе заблагорассудится. Но я знаю, что ты сейчас чувствуешь. Всю жизнь ты хотел танцевать, а теперь – на тебе! Тело не слушается, и ничего с этим не поделать. Можно только принять. Но как?! Ты не хочешь быть калекой. Для тебя нет жизни без танца.

Любой человек на твоем месте испытал бы отчаяние. Любой. А тут еще и твое сознание выходит из-под контроля. Тебя посещают видения, тебе кажется, что ты – это не ты. И то, что вокруг тебя, – мираж или сон. Вообще, все что угодно, только не реальность. Итак, что мы имеем? Сумасшедшего калеку. Хорошенькое дело! А еще полгода назад все было совсем по-другому. Совсем. Все спорилось, все удавалось, а главное – ты мог танцевать. Я правильно излагаю? Правильно.

Но неужели ты думаешь, что твоя боль – это только твоя боль? А что, ты думаешь, чувствует те, кто тебя любит, кому ты дорог? Им не больно? Они не испытывают отчаяния? Я не встречался с твоими учениками. Но я знаю, что Аня уже трижды пыталась покончить с собой. Тебе, правда, на это наплевать?! Максим повернулся к Даниле и внимательно посмотрел на него. Он словно спрашивал: «Ты правда так думаешь?» На что Данила и ответил: – Я, правда, так думаю, Максим. Правда. И еще я хочу, чтобы ты понял две важные вещи. Во-первых, то, что ты расклеился, твоему выздоровлению никак не способствует, даже наоборот. А во-вторых; когда ты думаешь не о себе, а о других людях, то собственные страдания пережить значительно проще.

– Я думаю, – ответил Максим.

– Что? – не понял Данила.

– Как она?

– Аня? – уточнил Данила и, убедившись, что речь идет именно о ней, продолжил: – Было совсем плохо. Сейчас, кажется, чуть лучше, хотя я лично очень беспокоюсь.

Максим сцепил руки на животе и с силой бросил их в сторону головы. Видимо, иначе поднять их вверх он не мог. Подложив руки под голову, чтобы лучше видеть Данилу, Максим принялся объяснять нам свое решение:

– Она должна перебеситься. Помучается месяц, другой, третий, может быть, полгода, и все пройдет. Все проходит, и это пройдет. Время лечит. Если нет, мне придется с собой покончить, чтобы ее освободить. Но я не хочу этого делать, потому что это неправильно. Если мне суждено так, – Максим кивнул подбородком на свое полуживое тело, – значит, буду страдать. А ей – не суждено. Она не должна. Она может быть счастлива, но калека такую женщину счастливой не сделает. Потом она все поймет. Любовь – это хорошо, это важно, но меня любить ей незачем. Переживет, помучается, успокоится и найдет себе кого-нибудь, кто сможет о ней позаботиться…

– Тебе нужно с ней встретиться, – сказал Данила. – И рассказать все это, как есть. Если ты так вправду думаешь. Мы должны быть честными с теми, кого любим. Или ты хочешь, чтобы она восприняла это как предательство и жестокость? Ты хочешь, чтобы она с этим чувством ходила по миру?

– Она должна понять, – Максим произнес это так, будто бы искал у Данилы подтверждения своим словам.

– Понять-то поймет. Да вот только ты сам должен ей это сказать.

– Она ответит, что она так не может, что это будет предательством с ее стороны. Гы пойми, я не хочу, чтобы она так себя чувство вала. Пусть уж лучше думает, что я подлец, что я с ней вот так обошелся. Ей так будет легче.

– А тебе не кажется, – Данила улыбнулся, – что это ее жизнь и она должна сама сделать свой выбор?

– Но… – протянул Максим.

– Вот тебе и «но», – ответил Данила. – Пойдем, Анхель. Нам пора…

Мы вышли из палаты. Я удивленно посмотрел на Данилу:

«Это что, все?!» – Данила, он ведь только разговорился, нужно было…

– Анхель, – сказал Данила. – боюсь, что все самое важное происходит сейчас в Риме.

Спрашивать об этом у Максима бесполезно, нужно спрашивать у Максимилиана. – Как – в Риме? Какого Максимилиана? – не понял

я. – А вот это бы я хотел у тебя узнать, ты у нас ответственный за параллельные миры… – он посмотрел на меня с шутливой укоризной. Да, мы, кажется, поменялись ролями.

Раньше я без конца повторял: «то, что нам кажется, нам только кажется».

А теперь он говорит мне:

«Друг, ты ничего не путаешь?

Ты уверен, что мы, вообще в том мире ищем?»

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Надежды Нерона не оправдались. Он рассчитывал, что римляне с радостью воспримут столь виртуозно задуманный им праздник огня.

Прекрасное начало больших торжеств!

Народ выместит свою злобу на христианах, а императорская власть от этого только укрепится. «Нерон с нами! Мудрый Нерон! Император – заступник Рима!»

Ничего этого не было и в помине.

Когда на празднике перегоревшие столбы стали валиться, толпа поддалась панике.

У солдат, призванных только для охраны порядка, сработал инстинкт нападения. Были жертвы.

Старики говорили, будто бы Юпитер послал кару на римлян.

Но кто виноват в этом, если не император?

По городу мгновенно распространились слухи, что истинным виновником пожара был сам Нерон.

– Нерон заперся в своих – покоях и дрожал от ужаса. Власть императора – это любовь его народа. И нет для этой власти ничего хуже разгневанной толпы.

«Что, если чернь догадается? – шептали тонкие пересохшие губы императора. – Что, если она поверит этим слухам?..»

Несчастный, он уже и сам верил в свою выдумку. Ему казалось, будто бы Рим действительно подожгли христиане. А теперь они еще устроили против него заговор!

– Пустите же меня, болваны! – за дверьми спальни разворачивалась настоящая баталия.

Нерону почудилось, что пришла его смерть. Воображение рисовало ему картины ужасного кровопролития. Группа заговорщиков врывается к нему в спальню, и…

Император думал было вскочить с постели и принять величественную позу, но не решился. 11усть охрана отбивается.

– Я сказал, пустите меня немедленно! Что вы себе позволяете?! – дверь с шумом распахнулась, и на пороге показался Петроний.

– Боже мой, Петроний! – император по чувствовал себя, словно девица, только что спасенная прекрасным принцем из рук жестокого неприятеля. – Как я рад, что это ты! Ты пришел ко мне! Один! Ты один никогда не предашь меня! Как я рад!