Читать книгу "Этюды о природе человека - Илья Мечников"

Легко доказать, что все эти принципиальные возражения основаны на простом недоразумении. Я никогда не упоминал о каком бы то ни было идеале природы, ни о неизбежности превращения дисгармоний в гармонии. Не имея понятия ни о «целях», ни о «мотивах» природы, я никогда не становился на метафизическую точку зрения. Я вовсе не знаю, имеет ли природа какой бы то ни было идеал и отвечает ли ему появление человека на Земле.

Я говорил об идеале людей, соответствующем потребности избежать великих бедствий старости и смерти, какими мы видим их вокруг себя. Я говорил еще, что человеческая природа, состоящая из очень сложной суммы слагаемых весьма различного происхождения, заключает в себе некоторые элементы, которыми можно воспользоваться для видоизменения ее согласно с нашим человеческим идеалом.

Я поступил не иначе, как агроном, находящий в природе растений такие элементы, которые позволяют ему добиваться новых усовершенствованных рас. Подобно тому как природа некоторых слив заключает в себе элементы, позволяющие добиться более удобных для еды слив без косточек, так и в нашей собственной природе существуют свойства, допускающие превращение дисгармоничной природы этой в гармоническую, соответствующую нашему идеалу и способную доставить нам счастье.

Мне совершенно неизвестны намерения природы и ее идеалы по отношению к сливам; но я очень хорошо знаю, что у человека могут быть намерения и идеалы, могущие служить исходной точкой для изменения природы этих фруктов. Для того чтобы стать на мою точку зрения, стоит на место сливы поставить человека.

Говоря о нормальном цикле или о физиологической старости, я употреблял слова эти исключительно в смысле нормальных или физиологических явлений по отношению к нашему, человеческому идеалу. Я бы мог точно так же сказать, что кактус без шипов есть нормальный кактус при условиях, когда требуется получить сочное растение, удобное для пищи скота.

Мне казалось проще сказать «нормальный» или «физиологический», чем «соответствующий идеалу людей».

Я так мало убежден в существовании каких-нибудь предначертаний природы для превращения наших бедствий в блага и дисгармоний в гармонии, что нисколько не дивился бы, если бы идеал этот никогда не был достигнут. Даже люди, не склонные к метафизике, часто говорят о намерении природы сохранить вид за счет индивидуума. При этом опираются на тот факт, что вид переживает индивидуум. Но ведь очень многие виды совершенно исчезли. Между ними были очень высокоорганизованные существа, как некоторые виды человекообразных обезьян (Dryopithecus и т. д.).

Природа не пощадила их; почем знать, не готова ли она поступить так же и по отношению к роду человеческому?

Мы не можем постичь неведомого, его планов и намерений. Оставим же в стороне природу и будем заниматься только тем, что доступно нашему уму.

Последний говорит нам, что человек способен на великие дела; вот почему следует желать, чтобы он видоизменил человеческую природу и превратил ее дисгармонии в гармонии. Одна только воля человека может достичь этого идеала.

Очерк воззрений на человеческую природу

Из книги «Сорок лет искания рационального мировоззрения»

Во всей обширной области «искусства» (эстетики и этики в широком смысле) основное воззрение на человеческую природу всегда играло и играет в высшей степени важную роль. Для того чтобы убедиться в этом, стоит припомнить только некоторые спорные вопросы из области политики, нравственности или искусства. Так, например, при обсуждении столь живого женского вопроса, он постоянно сводится к вопросу о женской природе и решается так или иначе, смотря по взгляду на нее. Противники женской свободы, как, например, Огюст Конт, удовлетворяются доказательством положения, что природа женщины ниже мужской; тогда как защитники женщин находят необходимым опровергнуть это положение. Сходные приемы употреблялись и при решении вопроса об освобождении негров, который был сведен на чисто антропологическую почву. В области изящных искусств вопрос о человеческой природе, составляя часть более общего вопроса об отношении искусства к природе вообще, уже по этому одному занимает одно из самых первостепенных мест. Жизнь, непосредственно соприкасающаяся с прикладными отраслями науки, т. е. с искусством в обширном смысле слова, при решении всех своих вопросов обращается к науке, чтобы узнать и принять к сведению результаты, добытые ею. Ввиду этого я решаюсь обратить внимание читателя на антропологическое воззрение на человеческую природу, но прежде, чем излагать это, я считаю, однако же, нужным представить беглый очерк других главнейших воззрений на тот же предмет. Обращусь, прежде всего, к воззрению, вытекающему из проявлений так называемых первобытных, или естественных народов, стоящих, как полагают, обыкновенно ближе всего к природе.

Можно сказать вообще, что нет первобытного народа, который бы в большей или меньшей степени не прибегал к искусству с целью изменить свои природные свойства и который бы, следовательно, смотрел на лучших представителей человеческого рода как на идеал, к уподоблению которому следовало бы стремиться.

Не удовлетворяясь тем, что дала человеку природа, так называемые первобытные люди употребляют нередко самые изумительные усилия для улучшения своего внешнего вида, так что не остается ни одного мало-мальски доступного органа, который бы у того или другого народа не был подвержен искусственным изменениям. Особенно большая доля их приходится на части головы. Не говоря о волосах, подлежащих самым разнообразным изменениям формы и окраски, как это отчасти делается и у всех цивилизованных народов, упомянем о других частях. Зубы подвергаются у многих первобытных народов изменениям как цвета, так и формы. Женщины племени фелата, в центральной Африке, красят себе зубы попеременно в голубой, желтый и красный цвета и оставляют только некоторым, для контраста, их естественный белый цвет. На островах Малайского архипелага с зубов удаляют эмаль и чернят их, чтобы (как они говорят) они не были похожи на белые зубы собак. Некоторые народы выбивают передние резцы, а женщины в одной части Суматры спиливают их до десен. У других народов существует обыкновение придавать зубам заостренную, коническую форму и т. д. На губах делают надрезы, украшают их вкладыванием костей, палочек и пр. В Центральной Африке женщины прободают нижнюю губу и вкладывают в нее полированный кристалл, который во время разговора совершает очень смешные движения. Нос и уши с давних пор сделались местом для вкладывания серег и других украшений; кроме того, нос у некоторых народов (как, например, у таитян, малайцев Суматры, готтентотов и пр.) подвергается сплющиванию, а уши (у бетокудов и ленгаусов Южной Америки) вытягиваются до плеч. Различные виды раскрашивания лица, татуирования и образования искусственных бородавок до того распространены у первобытных народов и притом настолько разнообразны, что одно перечисление фактов заняло бы целую главу (об этом собраны более подробные сведения в первой главе «Происхождения цивилизации» Леббока и в девятнадцатой главе «Происхождения человека» Дарвина). Обратимся поэтому к менее общеизвестному, но в высшей степени интересному явлению, именно к искусственному изменению формы головы. Этот с первого взгляда поразительно странный обычай распространен почти по всему земному шару, что одно уже указывает на его давнее происхождение. В одних случаях голову кладут в тиски с целью расширить ее, в других же случаях, главным образом, имеется в виду удлинить ее и придать ей форму сахарной головы и т. д. По крайней мере на острове Целебесе детям обматывают голову выбитой корой одного дерева, затем обвязывают ее платком и, наконец, втискивают между двух досок. Операция эта тянется от четырех до пяти месяцев, после чего голова уже получает желанную форму[500]. Обычай этот встречается еще у некоторых европейских народов, как, например, у южных французов, а также у грузин, которые накладывают грудным детям повязку вокруг головы. Но несравненно больше он был распространен в Европе в древние времена, как это показывают находимые в самых различных местностях (в Савойе, Швейцарии, Англии, Австрии, Крыму и на Кавказе) искусственно изуродованные черепа, а также сообщения древних писателей (главным образом Гиппократа) о «макрокефалах», народе с необыкновенно длинной, получаемой искусственным путем головой.