Читать книгу "До рая подать рукой - Дин Кунц"

А он шагнул к ним, заставляя отступать все дальше и дальше. А потом, дойдя до середины коридора, начал отступать, зажигая перед собой стены.

Словно вернулся в детство. Жуки в банке.

* * *

Когда внезапно появляется огонь и начинает распространяться с огромной скоростью, Полли хочет идти в глубь лабиринта, возможно, слишком уж войдя в роль суперженщины, пусть на ней и нет плаща.

Кертис ее останавливает.

– Девочка там, – напоминает она ему, словно он – Гамп и забыл, ради чего они сюда пришли. – И Кэсс, Ной. Они, возможно, слишком углубились в лабиринт со своего конца.

– Ты возвращайся назад тем же путем, каким мы пришли, пока дым не стал слишком густым и не скрывает наши отметины, – на каждом повороте он маркировал стены помадой Полли, с надписью «Строуберри фрост» на тюбике. – Я найду остальных.

– Ты? – недоверчиво переспрашивает Полли, потому что, пусть и зная, что он – Ип, она видит в нем мальчика и, несмотря на то, что он ей говорил, думает, что это единственное его обличье и оно уязвимо для огня. – Сладенький, ты не пойдешь туда один. Слушай, ты вообще туда не пойдешь.

– Я и представить себе не могу, что представительница славной семьи Спелкенфелтер испугается меня, – отвечает ей Кертис, – но обещай, что не испугаешься.

– Что ты такое говоришь? – спрашивает она, переводя взгляд с него на огонь впереди.

Он показывает, о чем говорит. Кертис Хэммонд исчезает, уступая место не какой-либо из многих жизненных форм, в которые он может обращаться, а той единственной, в которой родился, способной передвигаться куда быстрее, чем Кертис, и обладающей более острыми органами чувств. Зрелище это фантастическое.

И он бы не удивился, если бы Полли потеряла сознание. Но она, в конце концов, Спелкенфелтер, поэтому ее качает, но ей удается удержаться на ногах. А потом, словно вспомнив историю, которую он рассказал им за китайским обедом в Туин-Фолс, она восклицает: «Святые дьяволы!»

* * *

Микки, прижатой к глухой стене тупика, не хотелось вступать с Престоном Мэддоком в схватку, и потому, что он сильнее, и потому, что у него зажигалка. Она боялась, что он подожжет их одежду.

Язычки пламени ползли по стенам в конце коридора. Через минуту они соединились, образуя завесу смерти.

Дым сгущался с каждой секундой. Она и Лайлани кашляли. Горло уже резало, как ножом. Еще немного, и дышать они бы могли разве что лежа на полу. Но как только им пришлось бы лечь на пол, на их шансах выжить можно было ставить крест.

Микки повернулась к глухой стене, попыталась вытащить из нее газеты и журналы, в надежде попасть в другой коридор, по которому еще не распространяется пламя. Но пачки так слежались, что ей не удалось сдвинуть с места хотя бы одну.

Ладно, хорошо. Тогда надо ее завалить! Пачки просто лежат друг на друге, не так ли? Никто их не цементировал. Не укреплял стальной арматурой.

Она ткнулась плечом в стену, но у нее создалось ощущение, что стена такая крепкая, как все постройки фараонов. Проходя мимо торцов некоторых стен, она видела, что они состоят как минимум из двух, а то и из трех слоев бумажных пачек, проложенных листами гипсокартона или фанеры. Возможно, внутри находились и другие упрочняющие элементы. Микки попыталась раскачать стену, в надежде, что пачки начнут сыпаться, но и с этим ничего не вышло.

Стараясь увидеть Мэддока сквозь пламя, она оттолкнула Лайлани в сторону и собрала волю в кулак. У нее не осталось вариантов, кроме как прорваться сквозь огонь и атаковать Мэддока. Врезаться в него, с силой ударить ногой по голове, если он упадет… потому что, если упадет она, он ударит ее.

* * *

Бумага, разгораясь, что-то шептала, то есть она потрескивала, лопалась, шипела, но и шептала, словно делилась напечатанными на ней секретами, называла имена, источники информации.

Престон понял, что он слишком задержался в этом дыму и жаре, когда горящая бумага начала перечислять имена и фамилии тех, кого он убил.

Задымленный воздух все еще оставался пригодным для дыхания. Но с дымом в легкие попадали токсические вещества, выделяемые горящей бумагой, невидимые, в отличие от сажи, но не менее опасные. При производстве бумаги использовались самые различные химикалии, огонь высвобождал их и превращал в эффективные яды.

Если ему слышались имена и фамилии тех, кого он убил, значит, вдохнул достаточно токсинов, чтобы они начали действовать на его мозг. А потому следует как можно скорее уходить отсюда, пока не потерял способность ориентироваться.

Он, однако, медлил, потому что вид Руки и Королевы Шлюх, пойманных в тупике, завораживал. Он надеялся, что они попытаются выбежать, прорваться сквозь огненную завесу. Возможно, пламя перекинется на их волосы, одежду, они превратятся в живые факелы, ему никак не хотелось пропустить такое зрелище. Пропитавшаяся водкой Королева Шлюх прижала к себе девочку. Вроде бы пыталась прикрыть ее своим телом, прорываясь сквозь огонь, как будто от нескольких новых шрамов Рука стала бы еще более уродливой.

И тут часть боковой стены между ними и Престоном обрушилась в проход, подняв снопы искр, похожих на светляков, и облако сажи. Теперь они могли выйти только по пылающим газетам и журналам.

Судьба перекрыла им единственный выход, они отступили к глухой стене.

Жить им оставалось три минуты, максимум пять, прежде чем черный дым окутает их, прежде чем они превратятся в живые свечи. Престон не решился ждать последнего акта, опасаясь, что не успеет выбраться из горящего дома.

Разочарование тяжелым камнем легло на его сердце. Их страдания, увиденные собственными глазами, доставили бы ему безмерное наслаждение и, таким образом, увеличили бы общий объем счастья в этом мире. Теперь они умрут зазря, так же, как жили.

Он утешил себя мыслью, что Черная Дыра выращивает в своем чреве новую порцию уродов.

Едва Престон отвернулся, оставляя этих тварей на милость огня, женщина во весь голос начала звать на помощь. Возбужденный отчаянием, переполнявшим ее голос, он на мгновение остановился.

Ответный крик, донесшийся откуда-то из лабиринта, заставил его вздрогнуть. Он забыл про три громких удара, означавших, что кто-то взломал дверь, – еще одно свидетельство того, что отравленный воздух воздействует на его мозг, мешает мыслить логично.

Окрыленная надеждой женщина кричала снова и снова, превращая свой голос в маяк.

Ей снова ответили, перекрывая треск пламени, и слева от Престона, в десяти ярдах, из соседнего прохода появился крупный мужчина в цветастой гавайской рубашке, с револьвером в руке.

Без единого слова, пренебрегая всеми моральными нормами, этот сукин сын выстрелил в Престона. Они знать не знали друг друга, этот негодяй видел его впервые и вот безжалостно, без малейшего колебания нажал на спусковой крючок.

Когда Престон увидел, что незнакомец поднимает револьвер, он понял, что должен броситься назад и направо, но по натуре предпочитал мысли – делу, и, прежде чем успел шевельнуться, попавшая в него пуля наказала Престона за нерешительность. Он покачнулся, упал, перекатился на живот и пополз от стрелявшего мужчины, от тупика, в котором поджаривались женщина и девочка, за угол, в другой коридор лабиринта, сокрушенный силой пронзившей его боли. Никогда раньше он так не страдал и не ожидал, что когда-либо на его долю выпадут такие мучения.