Читать книгу "Белая Богиня - Роберт Ранке Грейвс"

* * *

Есть два отдельных и взаимно дополняющих друг друга языка: древний, интуитивный язык поэзии, отвергнутый коммунистами и извращенный в остальном мире, и более современный, рациональный язык прозы, принятый повсюду. Миф и религия облечены в поэтическую форму; наука, мораль, философия, статистика — в прозу. Мы находимся на той стадии, когда всеми принято, что эти два языка не надо соединять в единую формулу, хотя доктор Варне, либеральный епископ Бирмингема, сетует (Февраль 1949 года), что большинство реакционных епископов предпочли бы веру в каждую букву, даже когда речь идет о Ноевом Ковчеге или Ионе во чреве кита. Епископ прав, оплакивая то, что эти почтенные религиозные символы неправильно интерпретируются для решения дидактических задач, но еще сильнее стоит плакать над тем, что Церковь увековечивает притчи в качестве истинных событий. Сюжет о Ковчеге взят, по всей видимости, из азиатской картины, на которой Дух Солнечного Года изображен на лунном корабле проходящим через обычные новогодние превращения — бык, лев, змея и так далее; а сюжет о ките — из подобной же картины, изображающей того же Духа, но проглоченного в конце года лунной-и-морской-богиней в виде морского чудовища, чтобы он мог родиться вновь как новогодняя рыба или козел с плавниками. Чудовище Тиамат, которая в ранней вавилонской мифологии проглотила бога солнца Мардука (хотя он потом претендовал на то, что убил ее мечом), была превращена авторами Книги Ионы в символ власти порочного города, мать шлюх, проглотившую, а потом выплюнувшую иудеев. Картина, известная в Восточном Средиземноморье, уцелела в искусстве орфиков, где она представляет ритуальную церемонию инициации: Универсальная Мать, морское чудовище, проглатывала посвящаемого, а потом он рождался вновь как бог солнца. (На одной из греческих ваз персонаж наподобие Ионы назван Ясоном, потому что история плавания Ясона на «Арго» к тому времени была соотнесена со знаками Зодиака, вокруг которых солнце совершает за год свое путешествие.) Иудейские пророки знали Тиамат как лунную-и-морскую-богиню Раав, но отвергали ее как покровительницу всякой плотской порчи. Вот почему в аскетичном Откровении верным обещано: «Моря уже нет».

Доктор Варне привел сюжеты о Ковчеге и о ките как очевидно нелепые, но в то же время он предупредил своих коллег-епископов, что среди образованных людей мало кто верит даже и в чудеса Иисуса. Обыкновенный агностицизм: «Может быть, он и поднялся на небо, но у нас нет аргументов ни за, ни против», — уступает место откровенно враждебному отношению: «Это ненаучно». Новозеландский ученый-атомщик заверил меня как-то, что христианство получило самый сильный удар в 1945 году: фундаментальный догмат Церкви, заключающийся в том, что физическое тело Иисуса дематериализовалось во время Вознесения, был, как он сказал, эффектно опровергнут в Хиросиме и Нагасаки — любой человек, хоть немного знакомый с физикой, понимает, что для этого понадобился бы взрыв, который стер бы с лица земли весь Средний Восток.

Теперь ученые говорят так: у христианства нет шанса руководить правящими классами, если историческая часть религиозной доктрины не будет отделена от мифологической, то есть без строгого разграничения исторической концепции «Иисуса из Назарета, царя Иудейского» и не менее ценных мифологических концепций «Христа» и «Сына Человеческого», в терминах которых имеют неоспоримое значение Дева-Богородица, Вознесение и чудеса. Если это произойдет, то христианство превратится в чисто мистериальный культ с Христом, отделенным от его земной истории и платящим Деве, Царице Небесной, сыновней покорностью, которую Иисус из Назарета приберегал для своего Непостижимого Отца. Ученые, вероятно, будут приветствовать перемену как удовлетворяющую психологическим запросам масс, не несущую в себе очевидных нелепостей с научной точки зрения и оказывающую успокоительное воздействие на современную цивилизацию. Одной из точек преткновения христианской доктрины было то, что Евангелие предвещает немедленный конец света и поэтому не дает человеку ощущения духовной защищенности. Мешая языки прозы и мифа, авторы Евангелия объявляли, что последнее откровение свершилось: все должны покаяться, презреть мир и покориться Богу в ожидании близкого Суда. Мистический Христос, рожденный Девой, отвергший иудейскую эсхатологию и не привязанный более к Палестине первого века, мог бы вернуть религии самоуважение.

Однако религиозные перемены невозможны в современных условиях: любая неоарианская попытка низвести Иисуса до человека будет отвергнута как преуменьшающая значение его этического послания любви и мира. Да и миф о Матери-и-Сыне так связан с природным годом и вечно повторяющимся циклом в жизни растений и животных, что для горожанина, который замечает смену сезонов по счетам за электричество и количеству нижнего белья, он не имеет эмоционального значения. Горожанин по-рыцарски относится к женщине, но мыслит прозой. Единственная религия, которую он приемлет, — логическая, высокоморальная и абстрактная, которая взывает к его интеллектуальной гордыне и ощущению отрезанности от дикой природы. Богиня — не горожанка: она Повелительница Всего Дикого, которая рыщет по лесистым вершинам гор — Венера Глуацина, «та, которая очищается миртом», а не Венера Глоацина, «покровительница оросительной системы», какой она впервые появилась в Риме: и хотя горожанин начинает говорить о том, что надо ограничивать наступление города и децентрализовать его (переделать большой город в маленькие независимые сообщества, отделенные друг от друга), все же он хочет урбанизировать деревню, а не наоборот. Сельский труд в Англии, этой мировой социальной лаборатории, быстро превращается в промышленное производство, и последние языческие праздники, посвященные Матери и Сыну, исчезают, несмотря на искреннее стремление сохранить зеленый пояс, парки и частные сады. Только на задворках Южной и Западной Европы все еще что-то выживает.

Нет. Похоже, нет спасения от наших проблем, пока промышленная система по какой-то причине не даст сбой, как это случилось в Европе во время второй мировой войны, когда природа утвердила себя среди руин.

Протестантские церкви разделяются на либерально-теологические и фундаменталистские, но Ватикан уже принял решение относительно сегодняшних проблем. Протестанты хотят, чтобы два противоборствующих направления мысли сосуществовали внутри одной Церкви: авторитарное, или патриархальное, или логическое, с помощью которого пастырь может удерживать свою паству от свободомыслия; и мифологическое, матриархальное, сверхлогическое, уступка Богине, без которой протестантская религия потеряет свой романтический ореол. Протестанты видят в Богине живую, изменчивую, вечную идею, которая глубоко сидит в сознании европейского крестьянина и которую невозможно оттуда вытеснить, но они точно знают, что наша цивилизация урбанистическая, поэтому авторитарная и поэтому патриархальная. Я согласен с тем, что в последнее время женщина стала главой дома во многих частях западного мира, владеет кошельком и может избрать любое поприще, какое только пожелает, но непохоже, чтобы она отвергала современную систему, несмотря на ее патриархальность. Не взирая на все недостатки системы, женщина имеет в ней куда большую свободу, чем мужчина, и хотя интуитивно она, наверное, понимает, что систему следует менять, ей совсем ни к чему торопить события. Ей проще еще немножко поиграть в мужскую игру, пока ситуация не станет совсем нелепой. И Ватикан тоже ждет.