Читать книгу "Дитя Всех святых. Перстень со львом - Жан-Франсуа Намьяс"

На этот раз он захотел увидеть все. И для начала войти в столицу как когда-то, через ворота Слепых. Франсуа опять проехал мимо приюта Трех Сотен, которые после возведения Карлом V новых городских стен оказались в городской черте. Он не преминул дать монетку слепому, который проходил мимо в своем сером платье с нашитыми на него медными лилиями. Франсуа де Флёрен ехал позади, держа черно-красный флажок своего господина и храня благоговейное молчание. Он знал, что тот взволнован, и разделял его волнение.

Франсуа проехал по Скобяной улице. Была суббота, рыночный день, и вокруг царило неописуемое оживление. Никогда, казалось, улица не заслуживала больше своей славы самого многолюдного места в Париже… У Франсуа защемило сердце при виде вывески «Старой науки» с наивной игрой слов, которую Туссен разгадал раньше его. Он спешился. Ночь они проведут здесь, потому что дом у паперти собора Богоматери сдан каким-то горожанам при посредничестве Мардохея, управлявшего всем его добром…

Тем не менее, на следующий день Франсуа отправился к собору, чтобы прослушать воскресную мессу. Он горячо молился за всех своих близких, как мертвых, так и живых, включая Франсуа де Флёрена и себя самого. Франсуа стоял на коленях посреди нефа, и солнце, бившее через правую розу, обращенную на юг, заставляло сиять ярким блеском перстень со львом. Сир де Вивре уже видел однажды это сияние — в Вербное воскресенье 1358 года. Именно при таком освещении кольцо было прекраснее всего…

После службы он завернул на улицу Глатиньи, до которой было рукой подать. Дом мадам Гильеметты стоял на прежнем месте. Франсуа не стал открывать его дверь. И не только потому, что пришел сюда вовсе не ради удовольствий, но потому, что за этой дверью его ожидало слишком много воспоминаний: Генеральные штаты, богохульствующий Жан, Туссен, орошающий девиц золотым дождем… Как прекрасна была его юность! И как он счастлив, что тень ее до сих пор витает среди парижских улиц…

Франсуа повернул назад и дал себе зарок: если Бог подарит ему такую возможность, умирать он придет в Париж.

Жан, быть может, все еще здесь. Франсуа перешел через Сену и направился к Корнуайльскому коллежу. Там выяснилось, что его брат уже закончил обучение. В прошлом году он стал магистром богословия и уехал в Авиньон по вызову Папы.

Весь день Франсуа бродил по улицам столицы. Франсуа де Флёрен следовал за ним чуть поодаль; присутствие юноши было столь ненавязчивым, что он совсем про него забыл. Франсуа не захотел свернуть на кладбище Невинно Убиенных Младенцев, но, проходя мимо Тампля, спросил у одного из стражников, как там поживает их знаменитый пленник — капталь де Бюш. Ему ответили, что тот умер в прошлом году.

Когда раздался крик вафельника, Франсуа повернул к «Старой науке».

***

Он уехал на следующий день и прибыл в Мо на заре 9 июня. Именно 9 июня 1358 года открылись ворота укрепленного рынка, и началась та роковая атака. Франсуа захотел проследовать тем же путем, что и двадцать лет назад, шаг за шагом. Он въехал на рынок и, когда зазвонили приму, тронул коня.

Франсуа пустил его медленной, торжественной поступью. Дома вокруг были отстроены заново; жизнь взяла свое, и это было хорошо. Он без труда отыскал тот перекресток, где отряд разделился, улицу, по которой поскакал, оказавшись в первых рядах. И вновь остановился. Это случилось здесь.

Франсуа спешился и преклонил колени на том самом месте, где пролилась кровь Туссена. Позади него Франсуа де Флёрен пригнул к земле черно-красный флажок.

Франсуа подумал о том, что произошло за эти двадцать лет. Капталь теперь мертв, Франция освобождена, народ и дворянство примирились, воодушевленные королем и дю Гекленом. Но почему понадобилось столько страданий, чтобы прийти к этому? Почему нужно было, чтобы Туссен погиб? И на язык снова пришло то единственное слово, которое он смог вымолвить тогда, двадцать лет назад:

— Почему?

Франсуа поднялся с колен и снова сел в седло. Мало-помалу улицы Мо оживали. Когда Франсуа проезжал по ним в последний раз, тут вешали, резали, жгли. Теперь торговцы открывали свои прилавки, крестьяне шли на поля; все было так, словно ничего подобного здесь никогда и не происходило. Франсуа не смог не восхититься чудесной жизнестойкостью людей. Ведь он же собственными глазами видел, как население Мо было вырезано до последней живой души! А теперь город вновь живет своей жизнью, как и любой другой. Навстречу попадались женщины, дети, старики. Как такое стало возможно? Откуда они взялись?

Добравшись до берега Марны, Франсуа в сомнении остановился. Когда он привез сюда, держа на руках, тело Туссена, горе помутило его рассудок. Куда он направился дальше? Он не помнил. В этот момент мимо проехал на ослике какой-то зеленщик с овощами в коробе, повешенном на шею. Франсуа окликнул его:

— Я ищу один остров. Он где-то неподалеку, туда можно перебраться вброд.

Человек кивнул:

— А, Розовый остров!

И он ткнул пальцем:

— Это там.

Розовый остров был заметен издали. Его по-прежнему окружали плакучие ивы и тополя, но сквозь их листву пробивались тысячи красных роз, они переплетались, словно праздничные гирлянды… Подъехав к броду, Франсуа обернулся к своему оруженосцу.

— Я пойду один. Жди!

Он медленно прошел бродом и спешился. За стеной деревьев зрелище было еще более захватывающим. Крест остался на прежнем месте, посреди лужайки, но уже совершенно невозможно было сказать, каменный он или железный, поскольку разросшийся розовый куст окутал его непроницаемым покровом из цветов. Теперь это был крест из роз…

Розы виднелись повсюду: на лужайке, у подножия деревьев, но особенно в листве — они вскарабкивались на громадные тополя, свешивались с ветвей плакучих ив.

Франсуа двинулся вперед. Раздались крики. Из-за креста выскочили парень с девушкой, оба голышом, прижимая к себе одежду. Франсуа услышал, как они бросились в реку и поплыли. Он улыбнулся: Туссенов остров стал убежищем влюбленных. Это хорошо.

Франсуа был как-то странно спокоен. Он давно знал, что совершит это паломничество, но немного побаивался его; а все оказалось так просто. Туссен лежал под розовым кустом Уарда, там, где осталось его собственное сердце. Все было на своих местах, как того желал он сам, да и Бог, вне всякого сомнения, тоже.

Франсуа приблизился к кресту, сорвал розу и долго ее рассматривал. Ему снова вспомнились великолепные цветы под супружеской опочивальней на втором этаже донжона, крупные, величиной с блюдце, ярко-красные, блестящие, распространяющие сильнейший аромат. Умножившись в числе, розы упростились. Они стали теперь маленькими, легкими. Они утратили свое таинственное свечение, но зато еще больше насытились цветом — вольным, живым, по оттенку напоминающим маки. Их запах больше не навевал мысли о горячих сарацинских ночах, но сделался острым, дерзким.

Франсуа обвел взглядом десятки розовых кустов, которые его окружали. Такое же великолепие, что он встретил во Флёрене, хотя и полностью преображенное. То, что очаровывало раньше диковинной редкостью, сменилось теперь мощью изобилия, изысканность — естественной красотой, благородство — свежестью. Произрастая из земли, где покоился Туссен, аристократка Уарда превратилась в простонародный цветок.