Читать книгу "Творения. Книга третья - Святитель, митрополит Московский Иннокентий"

народами.

Чтобы иметь понятие об умственных способностях колош, стоит взглянуть на вещи собственного их произведения, как то: баты, одеяла или плащи, копья и изваяния разных фигур и проч.

Баты сколь бы велики ни были, обыкновенно делаются из одного дерева и почти всегда без наделки. В каждом бате, при всех удобствах для помещения и приведения в движение, более или менее соблюдены качества для плавания в море и для ходкости.

Плащи или одеяла колошенские, делаемые из козьего пуху, переделываемого в нитки разных и весьма прочных цветов, с разными и весьма правильными фигурами, по их обычаю и вкусу, — приводят в удивление как искусством отделки без всяких машин, так и приготовлением шерсти, краски, и проч.; и все это есть собственное их изобретение, совершенно ни от кого незанятое.

Чтобы довести эти ремесла до такого совершенства, в каком мы находим их ныне, и притом без всякого пособия со стороны других народов, нужно более, нежели обыкновенная сметливость. Правда, нужда и опыт суть великие учители, могущие умудрить и самого несмысля. Но чтобы уметь научиться из опытов и только одними опытами дойти до совершенства или до возможного улучшения и особенно в таких вещах, без которых можно обойтись, или которые можно заменить другими (например, одеяло звериною шкурою), — нужен ум.

Но гораздо более и виднее доказывает в колошах способности ума — искусство их делать копья и кинжалы, (первоначально из самородной меди, а потом и железа) как более многосложное, чем искусство делать баты и одеяла.

После сего уже не стоит говорить об их искусстве ваяния (из аспида и дерева), которое, в сравнении с прочими североамериканцами, можно назвать даже совершенным: равно не удивит уже и то, что колоши в состоянии понять и сделать очень многое, например, плотничать, заниматься огородством и проч.

Хотя до сих нор еще не было опытов в большом размере — обучать колош чтению, письму и проч.; но судя по трем человекам, из коих двое, несколько времени обучаясь в ситхинской школе, научились читать по-русски, а последний обучается ныне, — можно сказать, что способности колош в этом отношении не только не уступают способностям алеутов и креолов, но даже гораздо выше, как это видно в обучающемся ныне мальчике, который, будучи 8 или 9 лет, поступил в школу нисколько не зная русского языка, и в течение менее нежели 5 месяцев начал понимать русский язык и отчасти говорить по-русски; и, выучившись разбирать русскую грамоту (разумеется, от русского учителя, ни слова не знающего по-колошенски), далеко назади оставил многих из своих товарищей, начавших учиться с ним вместе.

Здесь нельзя упустить из виду и того, что у колош на всякое явление в природе есть свои причины, свои легенды и басни, конечно, весьма незамысловатые, но все они одна от другой различны или, по крайней мере, одна на другую не совсем похожи. Правда, все таковые бредни нисколько не доказывают глубокомыслия или светлого ума у колош; но они показывают то, что люди эти, по крайней мере, размышляют, и в этом отношении они несравненно выше калифорнских индейцев, которые едва ли умеют объяснить что-нибудь. Признаками размышления или, так сказать, брожения и проявления ума колош, могут служить вопросы некоторых из них, которые они мне делали при посещениях и беседе моей с ними[190].

После всего замеченного здесь, в рассуждении умственных способностей колош, можно решительно сказать, что Колоши довольно неглупы, и что они очень способны к среднему образованию, но не к высшему, так как и вообще все люди, выходящие из дикого состояния.

Но кто превосходит в отношении умственных способностей? Колоши ли? Или Лисьевские алеуты, как умнейшие из всех прочих? Точное решение сего вопроса весьма нелегко, но, сколько я мог заметить и узнать тех и других, могу сказать в рассуждении сего только то, что, судя но рукоделиям тех и других, смышленость колош выше, чем у алеут, но напротив того то, что собственно называется природным умом, у алеут выше, нежели у колош. Впрочем, это может быть оттого, что алеуты ранее познакомились с русскими и особенно оттого, что приняли христианскую веру.

Но в рассуждении деятельности и склонности к торговле и сметливости и даже, можно сказать, в искусстве торговых оборотов, колоши без всякого сравнения далеко выше алеутов и вообще всех своих соседей; и в сем отношении и особливо в торговле, они едва уступят даже полуобразованным народам. Так, например, один из тоэнских детей, начав торговлю от нескольких бобров, в течение трех или четырех лет приобрел себе восемь калгов, отличный бат, жену, несколько ружей и множество разных вещей и, словом сказать, сделался богачом[191].

При самой продаже вещей своих, колоши не тотчас отдают их покупателю, но выжидают, вызнают и торгуются до невозможности и даже, отдавая уже какую-либо свою (значительную) вещь за условленную цену, непременно просят какой-нибудь придачи (иста́к).

В рассуждении Деятельности колош должно сказать, что мужчины деятельны даже до неутомимости, но только в делах великих и внешних; а домашними делами они почти совсем не занимаются; и это не от лености, а так сказать от важности: ибо таковые занятия, по мнению и обычаю их, приличны и свойственны только женщинам и калгам. Женщины же колошенки удивительно деятельны как в домашнем быту, так и в мелочной торговле: так, например, колошенки, разумеется, живущие в Ситхе, никогда не упустят случая вынести на рынок для продажи что-нибудь из местных произведений, начиная от молодых прутьев малинника до ягод и палтусьей юколы; и для того, чтобы достать что-нибудь для рынка, они не щадят ни трудов. ни силы и ни ног своих. И также с охотою нанимаются работать в огородах.

В последнее время несколько колошенок живет с русскими; и должно сказать, что почти все они очень порядочные женщины во всех отношениях, так что и самая последняя из них нисколько не хуже обыкновенной алеутки или креолки. Многие из них, живя с промышленниками, имеют по нескольку детей; и несмотря на недостатки, они очень хорошо держат детей своих; конечно, не совсем порядочно; но несравненно лучше креолок. В хозяйстве они чрезвычайно деятельны и работящи[192], к мужьям своим или сожителям очень привержены и даже любят их; нередко, вместо того чтобы получать от мужа своего на содержание, они трудами своими кормят их самих, так, например, я знал одну колошенку, которая, связавшись с одним из самых буйных русских, с самой молодости и до самой старости не оставляла его, несмотря на самые жестокие с нею