Читать книгу "Лес Мифаго. Лавондисс - Роберт Холдсток"

Только лед. Только знание. Только неизбежность…

И тут, справа от нее, раздался отчаянный женский крик. Таллис на мгновенье опешила, в голове пронеслась ужасная мысль. Потом послышался удар плетки, захрипела загнанная лошадь, копыта яростно застучали по пропитанной кровью земле. Таллис выбежала из кустов, ведя жеребца в поводу.

Черный дым от погребального костра Скатаха поднимался в сгустившиеся сумерки. Пламя лизало дерево и труп. Казалось, что пламя сгибает руки мертвого воина, двигает их, поглощает их. Фигура в черном только что исчезла в лесу. Таллис подумала, что слышит стук колес тележки…

Из леса вылетела всадница, перемахнула через узкий ручей, подскакала к погребальному костру и объехала вокруг него; за ее спиной вился черный плащ. Сверкающее тело, руки в красных царапинах, черно-белые полосы на лице. И она кричала, печально и гневно, как птицы на рассвете, изгнанные из запретного поля битвы, Земли Призрака Птицы…

Мортен схватила труп за ногу и стащила тело Скатаха с погребального холма. Спрыгнув с лошади, она потушила горящее тело своим черным плащом. Она выкрикнула его имя. Она стала баюкать его. Она поцеловала его в губы, смахнула сожженную плоть и ударила по лицу, пытаясь разбудить его… но брат из леса был мертв, и она, прижавшись к его телу, тихо зарыдала; темная птица над мертвым птенцом.

Девочка превратилась в женщину, стала взрослой. Таллис поняла это, несмотря на глиняную маску. Несколько минут она стояла в безмолвном потрясении; она была уверена, что всадница – она сама, но теперь… Поняв, что любовница, которую она видела ребенком, – Мортен, Таллис разозлилась и растерялась, но не заревновала. Ведь не могла же она пересечь поле и попытаться отобрать у дочери Уинн-Джонса труп человека, которого они обе, по-своему, любили.

Внезапно Мортен почувствовала, что на нее смотрят. Она медленно повернулась и посмотрела на Таллис, в ее глазах вспыхнула ярость, а рот зло искривился. Она казалась ведьмой, старой каргой, вся ее юная красота исчезла под маской ненависти. Положив руку на рукоятку грубого меча, она откинула плащ, обнажив прекрасное тело, вздернула голову и прокричала небесам имя Таллис, потом Скатаха, потом свое; а потом опять, молча и яростно, посмотрела на Таллис, нерешительно мешкавшую в темноте на краю леса.

Оскорбление заставило Таллис действовать, хотя она знала, что впоследствии пожалеет об этом. Шагнув на открытое место, она вытащила кинжал и закричала:

– Уходи ты. Он мой. Я возьму тело твоего брата в подходящее место и достойно похороню.

– Он мой! – проревела Мортен пронзительным голосом, похожим на крик дикого зверя. – Он мой брат из леса. Ради него я постарела. Много лет я искала его. И теперь, когда я нашла его, ты наложила на него свою магию. Ты и только ты виновата во всем…

– Не глупи. С тех пор, как ты уехала, я была с ним. Он уехал от меня день назад. Я ничего не сделала. Я его не бросала…

Мортен подбежала к своей лошади, прыгнула на ее голую спину и яростно повернула кобылу, нацелившись на Таллис. Потом ударила ее пятками и поскакала вперед. Таллис стояла как вкопанная, не в силах пошевелиться, и меч Мортен ударил ее в челюсть, по линии старого шрама. Таллис упала, чувствуя не боль, но онемение и какую-то нереальность всего происходящего. Мортен ударила ее плоской стороной меча.

Она встала и опять посмотрела на дочь Уинн-Джонса. Как же она выросла! Стала почти такой же высокой, как сама Таллис. И глаза, такие же прекрасные, как раньше, даже в гневе, даже сквозь боевую раскраску. Волосы на голове стояли, как шипы, белые и заскорузлые от глины. Опять отбросив назад плащ, она обнажила грудь, и ее тело задрожало от зимнего холода. Совершенно взрослая женщина, а мускулам на руках и ногах могли бы позавидовать мужчины. Таллис, сгорбившись в своих мехах, с ужасом смотрела на голую амазонку, идущую к ней. Два страшных удара, нанесенных быстро и яростно, и она почувствовала рану на левой руке; потом подломилась левая нога, и Таллис, окровавленная, упала на землю, приготовившись к смерти.

Еще три удара по левой стороне тела, разрезавших завязки на плаще, и Таллис, лежа между жизнью и смертью, почувствовала, как ее раздевают… голова шла кругом… потеря, страх, нужда. Ледяной ветер укусил ее обнаженное тело. Мортен надела на себя меховую одежду и штаны из волчьей кожи, предварительно смахнув с них кровь.

– Он мертв, – издевательски сказала она. – Земля знает, как мне жаль. Но и ты умрешь, а вот тебя мне не жаль, совсем. А теперь я вернусь к отцу. И при помощи его первого леса опять найду брата. Скатах выйдет из леса… Я не допущу, чтобы моя жизнь пропала. Но для тебя: холод. Только холод.

Убрав меч в ножны, Мортен оттянула голову Таллис назад, впилась в ее губы жадным поцелуем и опять швырнула ее на землю.

Она взяла меня слишком легко. Она бы убила меня, если б захотела…

Таллис посмотрела на тело Скатаха, обожженное, покрытое волдырями. Едва не теряя сознание, она стянула с него дымящийся плащ, тот самый короткий красный плащ, который он забрал у налетчика. Полуоткрытые глаза Скатаха глядели в небо. Губы, распухшие от жара костра, выглядели отвратительно; по челюсти и прекрасной шее бежал след свежего ожога. Она стянула с него клетчатые штаны и кожаную куртку и, надев их на себя, начала согреваться. Ее жеребец подошел поближе и смотрел на нее. Таллис подползла к погребальному костру, впитывая его тепло, и уснула. И очень быстро проснулась. Найдя еще светящиеся угли, она приложила их к ранам, чтобы остановить кровь, и заставила себя встать.

Мортен исчезла. Стащив с костра тело брата-любовника, она бросила его и вернулась на юг. «Наверно, к отцу», – решила Таллис.

Она исчезла из жизни Таллис навсегда, перерезав последнюю ниточку, связывавшую ее с Уинн-Джонсом. Впервые за восемь лет Таллис осталась один на один с этим непостижимым миром.

Мысль расстроила ее и бросила на колени рядом с изуродованным телом Скатаха.

Нашел ли ты своих друзей? Дженвала? Они все там? Если я обыщу поле, найду ли я их?

Сейчас она пожалела, что стянула одежду с трупа.

Она поглядела на завядшее тело. Все раны закрылись, все краски исчезли, кроме кровавой, из рук и ног ушла сила, из лица – жизнь. Она оскорбила гордого воина. Умирая, он звал ее, и она бросила ему кусок своей ночной рубашки, который он схватил, поцеловал и держал как величайшую драгоценность. А сейчас она раздела труп и даже не вспомнила о том клочке белой материи…

Таллис разжала кулак правой руки и нашла обгоревший по краю кусок ночнушки. Лен. Грубо сделанный. Ничего не стоящий. Какой драгоценностью он был!

Она так и не рассказала ему в деталях то, что видела восемь лет назад, в тот летний день. Она спросила себя, действительно ли он держал этот осколок надежды, уже все понимая?

Она подъехала к дереву. Скатах лежал на холке коня, его руки болтались; она не могла устроить его изувеченное тело более достойно.

Таллис посмотрела вверх.