Читать книгу "История Великобритании - Кеннет О. Морган"

В стране существовало два вида оппозиции правительству Ллойд Джорджа. Главными фигурами здесь были Макдональд и Стэнли Болдуин, которые немало сделали для свержения коалиции в октябре 1922 г. Макдональд, питавший иллюзии в отношении построения «прекрасного нового мира» и интернационалист утопического толка, стал ярким выразителем взглядов растущей Лейбористской партии, которая во время выборов 1922 и 1923 гг. быстро увеличивала количество мест в Парламенте. Он умудрялся соответствовать интересам социалистического Клайдсайда и социальным традициям лондонского истеблишмента. Другой, более влиятельной фигурой являлся Болдуин, пользовавшийся доверием консерваторов из респектабельного среднего класса городских предместий и ортодоксальных патриотов. Всех их беспокоили политические эксперименты Ллойд Джорджа и авантюризм его послевоенной внешней политики. Болдуин занимал пост премьер-министра в 1923–1924,1924-1929 и 1935–1937 гг. и показал себя самым подходящим лидером для Британии, стремившейся к возвращению спокойствия и социального мира.

В других сферах общественной жизни тоже происходили постоянные потрясения и перевороты. Многое, что казалось в предвоенный период незыблемым, теперь стремительно менялось. В Уэльсе и Шотландии появились не очень влиятельные движения представителей интеллигенции, которые, как предполагалось, угрожали единству Соединенного Королевства. По ирландскому образцу были образованы две небольшие националистические партии: Плайд Кимру (Plaid Cymru) в 1925 г. в Уэльсе и Национальная партия Шотландии в 1928 г. Однако свою роль им предстояло сыграть лишь в отдаленном будущем.

Благодаря тому что довоенные гиганты: Редьярд Киплинг, Томас Харди, Эдвард Элгар и Латьенс — были еще живы и продолжали творить в искусстве, литературе, музыке и архитектуре, влияния авангардистских течений, которые стали выразителями «модернизма» и протеста, еще не чувствовалось. Но главные работы писателей-романтистов Джеймса Джойса и Д.Г.Лоуренса были уже написаны. Однако все созданное Лоуренсом после «Влюбленных женщин», увидевших свет в 1920 г., где еще слышалось эхо военных лет, казалось довольно невыразительным. Творения интеллектуалов и художников, принадлежавших к Блумсберийской группе, отличались новаторством. В частности, романы Вирджинии Вулф, для которых характерны тонкое описание человеческих характеров и необычная свободная форма изложения, стали свидетельством живучести модернизма в литературе. Более ортодоксальный роман «Поездка в Индию» (1924) Э.М.Форстера — писателя, не входившего в Блумсберийскую группу, но связанного с ней, излагал взгляды автора на взаимодействие западной и восточной культуры и описывал закат кичливого, с его точки зрения, либерального гуманизма. Самым значительным и новаторским явлением в английской поэзии стала поэма «Бесплодная земля» (1922) Т.С.Элиота с ее тревожными ритмами и образами. Произведение пронизывает настроение христианского смирения и тихой меланхолии, что точно отражало один из влиятельных аспектов культуры 20-х годов.

Для театра этот период не стал особенно плодотворным, если не считать пьесу Бернарда Шоу «Святая Иоанна», в которой автор выразил свои глубокие философские воззрения. Для искусства и архитектуры те годы тоже не были отмечены ничем выдающимся. Такие художники, как Бен Николсон, все еще находились в поисках своего стиля, другие, вроде Пола Нэша, топтались на месте. В живописи только Блумсберийская группа выдвинула несколько бунтарей, таких, как художественный критик и покровитель искусств Роджер Фрай, художники Дункан Грант и Ванесса Белл, которые пытались разбить застывшие формы реалистического изобразительного искусства.

Деятельность Блумсберийской группы, объединившей писателей, художников, а также такие известные фигуры, как экономист Дж. М.Кейнс, публицист Литтон Стрэчи, их философ и наставник Д.Э.Мур, стала отражением многих сильных и слабых сторон культуры 20-х годов. Блумсберийцы искренне стремились сделать открытия модернистских поэтов и художников-сюрреалистов континентальной Европы достоянием британской культуры. Сочетание культа нового и борьбы с предрассудками особенно ярко выразилось в сатирах Стрэчи на выдающихся личностей викторианского периода, включая королеву. Негативной чертой их деятельности было культивирование врожденного, почти племенного родства между художественными натурами, и со временем блумсберийцы превратились в закрытый анклав с некоторыми династическими традициями. Писатели 30-х годов критиковали группу за то, что она превратилась в новую культурную элиту. Они нападали на блумсберийцев, обвиняя их в увлечении чистой эстетикой в ущерб моральным проблемам и критикуя за пренебрежительное отношение к политическим и общественным вопросам. Возможно, именно деятельность Блумсберийской группы способствовала дальнейшему расколу искусства на искусство для избранных и на искусство для масс.

Течения в искусстве, выразившие бунтарские и свободолюбивые настроения, отражали запросы социальных движений того времени. Женщины, получившие частичное право голоса в 1918 г., а затем окончательно и полностью в 1928-м, теперь могли пользоваться самыми различными свободами: курить, посещать развлекательные учреждения, например кинотеатры, вести куда более открытую и не скованную условностями «сексуальную жизнь», носить одежду менее однообразную и строгую. Однако воспетая в мемуарах «веселая молодежь» 20-х годов, для которой как бы специально писал сатиры и пьесы Ноэл Коуард, была весьма ограничена в своем мировоззрении. Обычно ее представители принадлежали к среднему или высшему слою общества и воспитывались в частных школах, а затем в университетах Оксфорда и Кембриджа. В частности, Оксфорд ассоциировался со свободным культурным самовыражением, окрашенным некоторой склонностью к декадентству или нигилизму (или к тому и другому вместе). В 30-х годах этот университет (ошибочно) стали отождествлять с антивоенным протестом. Вообще, старые университеты значительно меньше влияли на общество, чем им позднее приписали легенды, но они успешно вписывались в движение, полное экспериментов и стремившееся к созданию нового, менее структурированного мира, оторванного от традиций.

В послевоенный период прежние законодатели морали, казалось бы, утрачивали влияние. Особенно это касалось церквей, которые стали одной из жертв войны. Исключением была католическая церковь с ее твердыми ирландскими последователями.

Нонконформистские церкви, чьи моральные установки во времена королевы Виктории служили путеводной звездой для многих британцев, теперь переживали период уменьшения паствы, сокращения финансовых фондов и падения авторитета. Даже в таких традиционных оплотах нонконформизма, как северные графства и Уэльс, все меньше людей посещало богослужения. Да и какими карами могли напугать пуритане и адвентисты седьмого дня тех, кто был свидетелем войны? Англиканская церковь, сохранившая государственный статус, тоже с большим трудом справлялась после войны с ролью национальной церкви. Архиепископы Ранделл Дэвидсон и Космо Лэнг продолжали говорить о прежнем единстве и дисциплине, но их призывы все реже доходили до верующих.

Формально Британия признавалась христианской страной. Высшие англиканские иерархи, крепко связанные с Короной и земельной аристократией, по-прежнему пользовались почетом и уважением. Воскресенье проходило в атмосфере унылого спокойствия: не ходили поезда, были закрыты магазины и театры, а в Шотландии и Уэльсе не работали пабы. Ревизия текстов англиканского молитвенника в 1927–1928 гг. стала предметом бурного общественного обсуждения. Возобновились столкновения между англокатолическим и евангелическим крыльями государственной церкви. И, как показывали религиозные программы новой радиостанции Би-би-си, религия все еще ассоциировалась с ценностями среднего класса: семьей, общиной, невоинственной формой патриотизма. Существовала также связь религии с империей, что особенно сказалось на молодежных движениях, таких, как бой-скауты и «церковные бригады». Война породила некую мирскую религиозность, которую символически выразил архитектор Латьенс в Кенотафе, обелиске, сооруженном в Уайтхолле в память о погибших в мировой войне, а также в ежегодном ритуале Поминального воскресенья. Однако, несмотря на все попытки напомнить людям о религиозном наследии, доставшемся от предков, воздействие христианства на умы, особенно представителей послевоенного поколения и тех, кто прошел войну, шло на убыль.