Читать книгу "Тени исчезают в полдень - Анатолий Иванов"

Тут он остановился, поглядел на Марьин утес. Звездная пыль сверкала и на осокоре, и на отвесной стене утеса. Но здесь она горела не тем серебристым блеском, как повсюду, а вспыхивала и переливалась цветными кругами — то голубоватыми, то розовыми, то сине-фиолетовыми.

Митька давно привык к этому удивительному свечению утеса и сейчас отметил только равнодушно: значит, скоро взойдет солнце.

Издалека, еле слышимый, донесся паровозный гудок. Митьке почудилось даже, что он улавливает перестук колес по рельсам. Он перестал дышать, напряг слух — и точно: где-то шел поезд. Мерзлые рельсы были особенно звонки, колкий морозный воздух особенно хорошо проводил звуки — и певучий звон долетел сюда, к Марьиному утесу. Митька даже позавидовал утесу, который слушает каждый день эту музыку, и стал думать о Лене-Елене, о маленьком докторе станционного медпункта. Он вспоминал, как сидел в ее кабинетике на клеенчатой кушетке, а она откинулась на спинку стула, голова ее оказалась в полосе солнечного света. И заискрились ее волосы, пронизанные этим светом, а весь профиль лица — лоб, нос, губы и подбородок — очертила золотисто-розовая каемка...

«Значит, не придется мне никогда видеть таких? Не придется?!» — со злорадством спрашивал он не то самого себя, не то Клавдию Никулину.

Он с силой оттолкнулся палками и крупным, размашистым шагом заскользил по дороге, которая вела на станцию.

Станция была тихой, безлюдной. Маленькие домишки наперебой дымили трубами, и этот дым, поднимаясь в небо, застилал вставшее около часа назад солнце.

В медпункте никого не было, кроме низенькой и полной рыжеволосой женщины лет пятидесяти, в зеленом халате. Женщина, вероятно уборщица, протирала тряпкой стеклянный шкафчик с разнокалиберными пузырьками.

— Куда? — крикнула она ввалившемуся Митьке. — Рано еще...

Митька хмыкнул и спросил:

— А ежели вот... помрет человек от болезни?

— Черт его не возьмет, поди, за полчаса-то, — отрезала женщина и полезла в шкафчик.

Митька еще раз хмыкнул и неуклюже повернулся к двери.

— Куда? — опять крикнула женщина. — Пришел — жди. Сядь вон там, на табуретку. С температурой, что ли?

— Ага, с температурой, — промямлил Митька.

— То-то, гляжу, потный весь. На вот градусник пока. — Женщина взяла из стакана, стоящего в шкафчике, термометр, подала Митьке. Тот сунул его под мышку, уселся на табурет.

Женщина стала протирать спинку кровати, на которой позавчера лежал Смирнов.

— И что за больные только нынче пошли! — пожаловалась она. — Тот нервный, другой нервный... слово прямо нельзя сказать. Ты вот тоже — сразу назад. А чего, спрашивается, пошел? Раз больной, сиди и жди доктора. Здоровье — это для человека самое главное. И кто бы позволил тебе уйти с температурой-то?

В коридорчике медпункта кто-то застучал дверями. Женщина выпрямилась, нахмурилась, бросила на Митьку сердитый взгляд:

— Ну вот, опять Елена Степановна раньше времени... Видно, усмотрела из квартиры, что больной заявился. И откуда вас только несет. Тот больной, другой больной... Подумали бы, вас много, а она одна. Она девчонка еще хлипенькая...

— Нам девчонку и надо... Зачем нам старуху-то? — заявил вдруг Митька.

— Ох ты... гу-усь! — грозно сказала женщина, и в это время зашла Елена Степановна.

— Кажется, больной пришел, Татьяна Павловна?

— Вон он, — махнула женщина своей тряпкой так, словно хотела швырнуть ее в Митьку.

— Курганов! — тревожно воскликнула Елена Степановна, оборачиваясь к Митьке. — Что с вами? Укол беспокоит?

— Беспокоит, — подтвердил Митька.

Елена Степановна пробежала в свой кабинетик, стаскивая на ходу шубку. Уборщица вышла.

Краснова вернулась уже в халате, в такой же белой косыночке. Из того же стакана в шкафчике взяла градусник, торопливо начала стряхивать его.

— Так что же с вами... Курганов? Сильно беспокоит?

— Сильно. Круги перед глазами. Голова кружится. Прилечь бы...

— Так как же вы один... на лыжах?! Ложитесь вот сюда, — показала она на кровать.

Митька тяжело поднялся, пошатнулся, будто в самом деле был очень болен. Градусник выпал у него из под мышки и раскололся вдребезги.

— Эх...

— Ничего, ничего, — успокоила Елена Степановна, — это Татьяна Павловна правильно... Молодец она у меня. Градусник — пустяки. Тужурку положите сюда. Держитесь за меня. Пошли... Не упадете? Держитесь за шею...

Митька положил руку на маленькое, хрупкое плечико. От волос Елены Степановны пахло духами и почему-то совсем не пахло, как позавчера, лекарствами. И у него вдруг в самом деле закружилась голова, захотелось вот сейчас же, сию секунду, покончить с этим спектаклем, повернуть ее свободной рукой к себе, поцеловать, а там — будь что будет. Рука его, лежащая у нее на плечах, дрогнула.

— Осторожнее... Держитесь крепче, — быстро сказала она, и это отрезвило Митьку.

Елена Степановна довела его до койки, Митька грузно сел.

— Вот так... Ложитесь.

— Сейчас... Валенки...

Митька попытался их снять. Но руки и ноги ему будто не повиновались.

Елена Степановна присела, взялась за валенок, потянула. Потом взялась за другой...

— Ложитесь...

Митька упал на спину. Елена Степановна укрыла его, поставила под мышку новый градусник, ушла в свой кабинет.

«Что же теперь делать?» — размышлял Митька, глядя в потолок. Вот сейчас она вернется, посмотрит на градусник. Температура нормальная. Она сдвинет удивленно брови. Осмотрит спину — не воспалился ли позавчерашний укол? Какой там, к черту, воспалился! Он уж и забыл про него... Ну, можно еще сказать, что сердце колет... и еще — голова все кружится... В конце концов она поймет, что он дурачит ее. Поймет, а он что ей скажет, как будет оправдываться за все это? Извини, мол, Лена-Елена, не нашел лучшего предлога, чтобы с тобой поговорить? Когда-то, мол, убегал от тебя в тайгу, а теперь сам пришел? Ну, допустим, скажет он что нибудь в этом роде неуклюжее, неумное. А она что? А она что?

Дорого дал бы сейчас Митька, если кто-нибудь мог бы подсказать ему, как же поведет себя через пять-десять минут эта «хлипенькая», по выражению рыжеволосой Татьяны Павловны, девчонка.

А может, она отшатнется подальше от его глупо улыбающейся рожи, побелеет от гнева и прокричит, как вчера Клашка, хрипуче и протяжно: «Дур-рак!..» Что ж...

И у Митьки стало да душе еще более невесело, тревожно и отчего-то пусто. Нет, надо было поцеловать ее, да и дело с концом... А может... у Митьки застучало сердце часто-часто... а может, так и сделать сейчас вот... она подойдет градусник вынимать, нагнется... Обхватить ее за шею, да и...