Читать книгу "Лорна Дун - Ричард Додридж Блэкмор"

не с тобой. Ты всю жизнь была добра ко мне, и я готов простить даже твое тщеславие. Вся мебель у вас действительно чертовски хороша, и ты имеешь право отдыхать на кровати хоть по десять раз в день. Я в ваши дела вмешиваться не стану. Скорее всего твой муженек расплатился за эти вещи деньгами, вырученными от продажи пони, которых он своровал из нашего Экзмура. Мне трудно понять, что означает слово «благородство» в твоем понимании, дорогая, но раз моя сестра полюбила такого человека, то и я не позволю себе его обижать. Жаль, что мать не видит этой комнаты, она бы себе наверняка шею свернула, рассматривая вашу роскошь.

— Это все ерунда, — успокоилась Энни и даже наградила меня поцелуем за такую доброту, — очень скоро у нас будут кресла куда лучше этих, с позолоченными подлокотниками, обитые самым дорогим плюшем. Как только король окончательно расплатится с Томом…

Мне стало искренне жаль Его Величество. Казалось, что он задолжал уже всему королевству. Мало кто мог сказать, что король его ни в чем не обидел. Многие называли его неблагодарным. Возможно, это было и так в каком-то смысле. Но попробуйте понять человека, у которого не так-то много средств, а долгов хоть куда…

— Не беспокойся за кресло, — сказал я, услышав, как под моей тяжестью оно угрожающе заскрипело, поскольку ножки у того были не толще моего пальца, — и за меня тоже. Даже если я грохнусь на пол, то не сильно введу вас в расходы. Я видел сотни таких кресел в Лондоне. Они стоят гроши и предназначены для того, чтобы их сбывали деревенщине. Ну, таким, как мы с тобой. Правда, если с ними обращаться очень аккуратно, они, пожалуй, прослужат вам с полгода, не меньше. А теперь, родная, давай отвлечемся от мебели. Я хочу, чтобы ты все-таки меня выслушала.

Энни прекрасно понимала, когда я шучу. Теперь же мне это было просто необходимо, чтобы как-то развеселить ее и успокоиться самому. Энни ничуть не обиделась и провела меня в другую комнату. Там стояли самые обыкновенные стулья, на один из которых я с удовольствием и уселся. Сестра тут же устроилась у меня на коленях и ласково чмокнула в щеку.

— Ты сам на себя не похож, Джон. Ты ведь раньше был не таким. Я даже щеки твои не узнаю. Придется мне вернуться домой, раз моего брата кто-то обижает. Мы всегда были и будем вместе, Джон, и ты это знаешь сам.

— Родная моя! — воскликнул я. — Ты единственная, кто понимает меня правильно. Лорна меня превозносит, а остальные стараются унизить.

— Но только не мать!

— Нет, конечно нет, матушка меня ценит, и в этом не может быть сомнений, но она считает, что я — ее собственность, и требует все только для себя. Как раз она-то и заставляет меня сердиться больше остальных. Она считает, что не только моя жизнь, но и голова, и сердце принадлежат лишь ей одной, и я не имею никакого права полюбить кого-то другого.

Стряхнув таким образом с себя напряжение, я рассказал Энни всю историю Лорны, не скрывая и того, что мне вряд ли будет суждено встретиться со своей возлюбленной. Услышав это, сестра возмутилась, что я так плохо мог подумать о Лорне. А потом добавила (к моему удивлению и возмущению), что не даст мне ни единого совета, покуда не услышит мнение своего ненаглядного Тома по этому поводу.

«Ненаглядный Том», разумеется, кумекал в таких делах куда лучше моего. Но мне казалось неуместным, чтобы в моих отношениях с леди Лорной Дюгаль главное суждение было предоставлено Тому Фаггусу. Однако я не стал огорчать сестру, и поэтому, когда Том пришел к обеду, я повторил свою историю и ему.

Этот человек отличался тем, что удивить его было невозможно ни при каких обстоятельствах. Знания его в любом вопросе были чрезвычайно глубоки, а милосердие безгранично. Сейчас же он заявил, что давно подозревал такой исход событий, но если ему предоставят возможность рассказать то, что знает он лично, то он прольет свет на историю происхождения Лорны и таким образом найдет выход из создавшегося положения.

Однако сведения эти были весьма туманными. Том поведал нам, что он как-то раз остановил карету, в которой путешествовала мать Лорны по пути в Бэмптон (за день до того, как я сам столкнулся с ними в пути). Увидев, что в карете присутствуют только женщины, Том чрезвычайно расстроился (еще бы! он даже не подозревал о бриллиантовом ожерелье), но, будучи истинным рыцарем, позволил карете проехать дальше. Единственное, что он потребовал в знак своей любезности — так это бутылку виски, которую несчастная графиня тут же выдала нашему Тому. Он откупорил ее зубами и сразу выпил за здравие всех путниц.

— Это была настоящая леди. Кому судить как не мне! — вздохнул Том. — Я-то сумею оценить истинную леди древнего рода.

Энни была удивлена, услышав такие слова, ибо никогда не претендовала на звание дворянки. Она изумленно приподняла брови и вдруг выпалила:

— Да, Том, мне кажется, что многие из них тебя тоже оценивали правильно.

Тут Тома понесло, и он начал хвастаться своими похождениями с дамами. Я уже скрипел зубами, готовый осадить его в любую секунду ибо (как заметил читатель) больше всего на свете не терплю бахвальства. Наконец я не выдержал и сказал, обращаясь к эсквайру Фаггусу:

— Оставь в покое свою разбойничью биографию. Ты женился на дочери честного человека, а такие разговоры ей слушать неприятно. Если уж ты считаешь, что имел право грабить людей, то и я имею право ограбить тебя. Вот я сейчас привяжу тебя к твоему же собственному камину, заберу твоих лошадей со всем барахлом впридачу и буду прав. И чем же я буду хуже тебя? Ну-ка признайся, с какой стати вот эти все роскошные кресла принадлежат тебе по законному праву? Тоже мне ловкач. Ты не путай преступления с честным фермерством. Придется бросить что-то одно — не гонись за двумя зайцами, Том Фаггус.

Эта речь утомила меня больше, чем десять раундов на ринге (впрочем, я говорил правду, поэтому увлекся и закончил ее весьма сурово). Том молчал и слушал, хотя мог прервать меня в любой момент, поскольку всегда отличался быстрым умом. Он прислонился к камину, как будто я