Читать книгу "Джордж Оруэлл. Неприступная душа - Вячеслав Недошивин"

История «русского Оруэлла» интересна сама по себе, но показательна и в том, как эволюционировали значение и «адресат» последнего романа писателя. Первые упоминания о романе «1984» стали появляться в советской печати почти сразу после смерти Оруэлла. В бумагах Союза писателей, в разделе «Хроника» тогда же появилось сообщение «Смерть Д.Оруэлла».

«Как сообщает французская газета “Комба” от 26.01.1950 года, – говорилось в нем, – умер Джордж Оруэлл. Этого писателя, известного своими антисоветскими пасквилями “Ферма зверей” и “1984”, газета изображает чуть ли не марксистом… New Statesman and Nation от 28.1.1950 года помещает статью В.С.Притчетта (английского писателя и литературоведа) об Оруэлле. Притчетт называет Оруэлла “святым”, чем-то вроде Дон Кихота, и пытается представить его в виде “мученика”. Однако даже он вынужден признать, что последний роман Оруэлла является “кошмарной проекцией будущего”…» Многоточие!

Вообще, великие книги стремятся присвоить себе не только люди разных «убеждений», о чем уже говорилось, но сами государства. В СССР, скажем, выпускали «закрытыми тиражами» (для членов Политбюро и ЦК КПСС) и его роман, и книги, связанные с ним. Так была выпущена в 1962 году книга Р.Риса «Беглец из лагеря победителей». Дикость, конечно. Но не меньшей дикостью было тайно издавать книги Оруэлла на Западе на русском, менять финалы произведений и вставлять в фильм по роману Оруэлла вскидываемые в фашистском приветствии героями романа руки. Скотт Лукас в заметке от 2000 года напишет, что спецслужбы США не только оказывали финансовую поддержку «проекту», но и уговаривали вдову писателя передать им права на экранизацию романа.

«Бедный Оруэлл, – скажет Исаак Дойчер еще в 1954-м, – мог ли он когда-то представить, что его книга станет столь известным мероприятием в программе Недели ненависти?» Дойчер, кажется, первым призна́ет: Оруэлл, может, и метил своей книгой в Советскую Россию, но изобразил Англию своего времени и Соединенные Штаты. «Общество, описанное им, – пишет Дойчер, – воплощает всё, что он ненавидел и терпеть не мог в собственном окружении… “Новояз” – гораздо меньше пародия на сталинские штампы, чем на “телеграфный” язык англо-американских журналистов, который он терпеть не мог…[89] А черты партии в “1984” скорее высмеивают английскую партию лейбористов, чем советскую коммунистическую партию…»

О том же напишет и немецкий философ Эрих Фромм. Он утверждал, что роман Оруэлла нельзя вопринимать как укор сталинизму. «На самом деле он говорит о тенденции, идущей в западных индустриальных странах, только более медленными темпами, чем в Китае или России… Если мир “1984” станет доминирующим на этой планете, то это будет мир безумцев, нежизнеспособный мир». И спасти нас может, пишет Фромм, только «возрождение духа гуманизма и достоинства…».

Но, увы, мир все больше превращается в злобный хаос: «двухминутки ненависти» проходят теперь в мировой сети каждый час, причем миллионы людей, «задыхаясь от ненависти», наглядно соревнуются, кто ненавидит страшнее. Почитайте «Фейсбук»: самые мягкие характеристики в нем даже вчерашних друзей – это «тварь», «гнида», «мразь» и «гаденыш». И это пишут не работяги «от станка», не крестьяне, горбатящиеся на пахоте, – интеллектуалы: журналисты, писатели, художники, ученые. Добрый взгляд на вещи – уже почти архаизм. И если учесть, что в развращении общества, разрушении «того, что еще имеет твердость» – семьи, нравственности, традиций, веры в Бога, искусства – заинтересованы теперь и государственные структуры (через превратно понятую «толерантность», выдрессированную печать, через духовный эксгибиционизм и превращение животного потребления в смысл жизни) – то дела наши ныне, пожалуй, хуже, чем предполагал Фромм.

На это обратил внимание уже в наше время исследователь западной литературы А.М.Зверев: «Говорить надо не столько о конкретике, – пишет он, – сколько о социальной болезни, глубоко укорененной в атмосфере… и по-разному проявляющейся, хотя это всё та же самая болезнь, которая методически убивает личность, укрепляя идеологию и власть. Это может быть власть Старшего Брата, глядящего с тысячи портретов, или власть анонимной бюрократии. В одном варианте – это идеология сталинизма, это доктрина расового и национального превосходства – в другом, а в третьем – комплекс идей агрессивной технократии, которая мечтает о всеобщей роботизации. Но все эти варианты предполагают ничтожество человека и абсолютизм власти».

Не буду приводить здесь четырнадцать признаков фашизма Умберто Эко (серьезные политологи смеются над ними, называя их «художественным творчеством»). Не буду повторять Оруэлла, что в отличие от патриотизма фашизм – это агрессивный по отношению к другим народам национализм. Скажу лишь, что фашизм, как сходятся во мнении многие специалисты, – это национализм плюс обязательная при нем диктатура. А общество может быть любым: западным или восточным. Словом, оглянитесь вокруг: если вместо «хайль» вы хором кричите «слава», но при этом яростно ненавидите любые другие, кроме вашей, нации, если свыклись с мыслью, что именно вы, ваша страна должны управлять миром, если ради возвышения над другими готовы выискивать «врагов», «пятую колонну» внутри своего общества и согласны передоверить право участия в управлении государством какому-нибудь одному лидеру, тайной клике или одной семье (даже при «свободных», казалось бы, выборах), – значит, у вас наступает фашизм. Всё остальное: бессудные аресты, чудовищные провокации против народа, лагеря для «несогласных», пытки в тайных тюрьмах, факельные шествия под вашими окнами, исчезновения людей, наконец, официальный запрет «неугодной» литературы и покрывающая всё перечисленное ложь себе и другим – всё это незаметно, но неизменно придет следом…