Читать книгу "Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век 1914 - 1991 - Эрик Дж. Хобсбаум"

И действительно, когда в 1960 году Китай начал оспаривать лидерство СССР в международном коммунистическом движении (прежде на это осмеливались только марксисты-диссиденты), опекаемые Москвой коммунистические партии третьего мира по-прежпему проводили сдержанную политику. Капитализм, раз уж он существует, не считался врагом; врагом являлись докапиталистические и патриархальные отношения, а также (американский) империализм, который их поддерживал. Предпочтение отдавалось не вооруженной борьбе, а созданию широкого народного или национального фронта, в котором '-национальная» буржуазия или мелкобуржуазные элементы выступят союзниками левых сил. В целом стратегия Москвы в отношении стран третьего мира продолжала традиции Коминтерна 193 о-х годов, несмотря на все обвинения в предательстве идеалов Великой Октябрьской революции (см. главу з) · Такая стратегия, возмущавшая сторонников вооруженного восстания, в ряде случаев казалась удачной, как, например, в Бразилии и Индонезии в начале 19бо-х или в Чили в igyo-e годы. Неслучайно также, что эта «удачная» политика терпела полный крах перед лицом военных переворотов и последующего террора, как это произошло в Бразилии после 1964 года, в Индонезии—в 1965 и в Чили—в 1973* Известный польский журналист, находясь в нровинции, контролируемой войсками Лумумбы, дал исчерпывающую картину трагической анархии, воцарившейся в бывшем Бельгийском Конго (Kapuszinski, 1990).

Времена упадка

И все же сторонники социальных революций с верой и надеждой взирали на третий мир. В нем проживало подавляющее большинство человечества. Он казался всемирным вулканом, готовым к извержению, сейсмическим полем, чьи толчки предупреждают о грядущем землетрясении. Даже известный социолог Дэниел Белл (Bell, 1960), провозгласивший «конец идеологии» для стабильного, либерального, капиталистического Запада «золотой эпохи», признавал, что в странах третьего мира мессианская и революционная традиция еще жива. На развивающиеся страны с надеждой смотрели не только старые революционеры закалки 1917 года или романтики, презирающие пошлое благополучие 1950-х. Все партии левого фланга, включая интеллигентов-либералов и умеренных социал-демократов, нуждались в чем-то большем, чем борьба за социальное законодательство или реальный рост заработной платы. Страны третьего мира могли поддержать устои левого движения; а партиям, сохранившим верность великой традиции Просвещения, идеалы нужны не меньше, чем практическая экономическая политика. Без идеалов они просто не выжили бы. Как иначе объяснить страстное стремление помогать третьему миру, исходящее от Скандинавских стран, этой цитадели развития без революций, или Нидерландов, или (протестантского) Всемирного совета церквей — современного эквивалента миссионерского движения девятнадцатого века? Иными словами, в конце двадцатого века именно стремление к идеалам заставляло европейских либералов помогать революционерам третьего мира.

II

К изумлению как противников, так к сторонников революции, после 1945 года главным видом революционной борьбы в третьем мире, т. е. практически повсеместно, становится партизанская война. В составленную в середине 1970-х годов «Хронологию крупнейших партизанских войн», состоявшихся после завершения Второй мировой, были включены тридцать две партизанские войны. Только три из них разразились в Европе — гражданская война в Греции в конце 194о-х годов, борьба Кипра против английского владычества в 1950-е и конфликт в Северной Ирландии, начавшийся в 1969 (Laqueur, 1977, р. 442). Все остальные имели место за пределами Европы и Северной Америки. Впрочем, не все революции начинались с повстанческих движений. Практиковались и государственные перевороты под руководством партий левого толка. Роль таких переворотов совершенно недооценивали в Европе вплоть до драматических событий 1974 года в Португалии, хотя в исламском мире подобные кризисы были в порядке вещей и вовсе не считались редкостью в странах Латинской Америки. Революцию в Боливии в 1952 году совершили

Третий мир и революция

шахтеры и перешедшие на их сторону военные, а радикальные реформы в Перу в 1960-6 и 197о-е годы осуществил военный режим. Сохранили свой революционный потенциал и традиционные массовые акции протеста, как это показала иранская революция 1979 г°Да и события в Восточной Европе. И тем не менее в конце двадцатого века в центре внимания по праву оказалась именно партизанская война. Партизанская борьба пропагандировалась и идеологами левого фланга, критически настроенными по отношению к политике Советского Союза. Партизанское движение поддерживал Мао Цзэдун (после разрыва с Советским Союзом) и, после 1959 года, Фидель Кастро или, скорее, его соратник, странствующий революционер Че Гевара (1928—1967). Со своей стороны, вьетнамские коммунисты, с наибольшим размахом и успехом использовавшие партизанскую войну и завоевавшие всеобщее уважение за свою победу над французскими и мощными американскими силами, не приветствовали участия своих сторонников в идеологических междоусобицах левого фланга.

В 1950-е годы в третьем мире шло множество партизанских войн, в основном в тех странах, где бывшие колониальные державы или местные колонисты по какой-либо причине противились мирной деколонизации. В их число входили Малайя, Кения («движение мау-мау»), Кипр в распадающейся Британской империи, а также Алжир и Вьетнам с их гораздо более кровопролитными конфликтами — в распадающейся Французской империи. Было, впрочем, еще одно малочисленное повстанческое движение, более скромное, чем малайское (Thomas, 1971, Р- 1040), нетипичное, но неожиданно успешное. О его успехах сообщали первые полосы газет всего мира. Речь идет о революции, победившей на Кубе i января 1959 года. Фидель Кастро (р. 1927) являлся достаточно типичной политической фигурой для Латинской Америки: сильный, молодой, харизматический мужчина из хорошей землевладельческой семьи, с неопределенной политической программой, но готовый личным примером подтвердить сьою верность борьбе с тиранией. Даже его лозунги («Родина или смерть», первоначально «Свобода или смерть», и «Мы победим») напоминают лозунги более раннего периода антиколониальной борьбы: броские, но

неопределенные. Начало политической карьеры Кастро известно плохо—мы знаем только о его принадлежности к вооруженным студенческим группам Гаванского университета. Затем Кастро готовит восстание против правительства генерала Фульхенсио Батисты (типичного для Кубы беспринципного политика, начавшего карьеру в звании сержанта с участия в военном перевороте 1933 года), который повторно пришел к власти в 1952 году и отменил конституцию. Кастро являлся сторонником активных действий: в его «послужном списке» нападение на военные казармы в 1953 году, тюрьма, изгнание и, наконец, руководство повстанческой высадкой на Кубу. Повстанцы со второй попытки закрепились в горах самой отдаленной провин-4 О О Времена упадка j

I

ции. И эта плохо подготовленная, рискованная операция удалась. Впрочем! военное сопротивление партизанам оказалось весьма незначительным. Че Гевара, аргентинский врач и талантливый организатор, отправился завоевывать всю оставшуюся территорию Кубы всего со 148 сторонниками. К концу войны их стало зоо. В декабре 1958 года отрядам под командованием Кастро удалось захватить первый город с населением около юоо человек (Thomas, 1971, р. 997, Ю20, Ю24). Самое главное, на что Кастро оказался способен в 1958 году—хотя и это уже немало,—это доказать, что нерегулярной армии по силам контролировать большую «освобожденную территорию» и защищать ее от атак деморализованных правительственных войск. Впрочем, основной причиной победы Кастро стала слабость режима Батисты. Батиста был развращен коррупцией; вокруг него не было верных союзников, но только движимые личной выгодой и корыстными интересами приспешники. Режим рухнул под объединенными ударами оппозиционных сил, от демократической буржуазии до коммунистов, в тот самый момент, когда агенты режима, его солдаты, полицейские и палачи, поняли, что все кончено, Успех Кастро только подтвердил истинность их диагноза, и, что вполне естественно, именно его сторонники перехватили власть. Так пал слабый режим, практически не имевший защитников. Победа повстанческой армии искренне воспринималась большинством кубинцев как начало эпохи освобождения и безграничных возможностей, которые воплотит молодой командующий. Наверное, ни у одного политического лидера двадцатого века (а двадцатый век видел немало боготворимых массами вождей) не бывало таких благодарных и верных слушателей, как у этого высокого, бородатого, рассеянного человека в мятой униформе, который мог часами делиться своими путаными мыслями с внимательной и снисходительной аудиторией (включая автора этих строк). Революция наконец-то переживалась как всеобщий праздник. Что будет дальше? Наверное, что-то хорошее.